Крис Краус - I love Dick

Я окинула взглядом лес, и меня охватила паника: я была совсем одна. Могло случиться все что угодно. Через полтора часа наступит кромешная тьма. Если к этому времени я не найду дорогу, что тогда? Я вспоминала истории о людях, заблудившихся зимой в лесу, и поняла, что была недостаточно внимательна. Насколько неминуема смерть от переохлаждения в зимнюю безветренную ночь при минус десяти? Что лучше: передохнуть под каким-нибудь кустом или продолжать идти?

Вот тогда до меня и донесся звук работающей пилы оттуда, где могла быть северная часть леса: идти на него? Лес был густой, звук – приглушенный и прерывистый. Или лучше попробовать отыскать ручей и идти вдоль него в надежде, что он приведет меня к своему руслу за моим домом? Но после прошлогодней вырубки осталось так много борозд, что было невозможно определить, под какой наледью скрывался ручей, а под какой – замерзшие сточные воды. А что тогда с забором? Я понятия не имела, как далеко и куда он вел, но соседи рассказывали, что забор отделяет владения «Норд Кантри Бигл Клаба», который раскинулся на несколько сотен акров этой никем не желанной земли.

Весной, три года назад, мой друг Джордж Мошер вместе с сотрудником департамента по охране окружающей среды стояли на заднем дворе моего дома и травили байки об идиотах, которые, свернув куда-то не туда, заблудились в здешнем лесу. (Насколько я помню, ни в одной истории события не разворачивались зимой.) Джордж, который прожил здесь все свои восемьдесят лет, сказал тогда: «Чтобы выбраться из леса, следи за верхушками тсуг, они всегда указывают на север». Но я бы в жизни не отличила тсугу от пихты и не знала, находился ли мой дом на севере, да и вообще в лесу было полно деревьев, которые указывали во все стороны: север? восток? запад?

Тут я поняла, что дневного света оставалось для принятия одного решения. Если я сделаю неправильный выбор, обратится ли Сильвер в полицию, когда не дозвонится до меня из Нью-Йорка? Маловероятно, ведь Сильвер сказал, что он твердо намерен поддерживать мою независимость, мою новую жизнь. И что же будет, если никто меня не хватится сегодня до полуночи или даже до завтрашнего утра? На мне был шерстяной шарф, мое длинное черное пальто и перчатки из искусственной кожи, при этом ни спичек, ни шерстяных носков. Смогу ли я бегать на месте с наступлением темноты и до восьми часов утра, чтобы сохранить тепло?

Я выбрала забор: пошла налево, так как знала, что территория «Бигл Клаба» простирается вправо по Ланфер- Роуд на несколько миль и до Стони-Крика. Я надломила раздвоенную ветку, чтобы отметить место. Забор не шел по прямой линии. Чтобы не потерять его из виду, я перепрыгивала через поваленные деревья, пролезала сквозь кучи сваленных веток и колючих обледеневших сорняков.

Я бросилась бежать по лесу, глубоко благодарная сама себе за то, что начала заниматься аэробикой. Звук пилы становился все слабее, все дальше. Я бежала десять или двадцать минут, размышляя, скорее, не о смерти или договоренностях с Богом, а о том, сколько часов будет длиться ночь и как мне ее пережить. Наконец сквозь деревья я разглядела открытый и заваленный снегом склон, спустя еще какое-то время – трейлер.

Я вышла на Элмер-Вудс-Роуд, на переулке с одним- единственным домом, который пересекался с Мадд-стрит, и прошла несколько миль по Мадд-стрит до Смит-Роуд. Мне не встретилось ни одной машины. Я вспомнила историю, которую девятилетний Джош Бейкер, живший здесь в трейлере, рассказывал о своей матери: одной зимней ночью она шла по Мадд-стрит и ей в горло впрыгнул демон-призрак. Эта история, теперь обретшая краски, больше не казалось такой уж невероятной.

Целую, Крис

P. S. Дик, сейчас вечер среды, и я всю неделю раздумывала над звонком тебе: если я собираюсь тебе звонить, то делать это нужно как можно скорее. Скоро ты получишь мою записку, отправленную срочной почтой во вторник, и уедешь – когда? завтра или в пятницу? – за границу на десять дней. Я не могу вспомнить, что именно я написала, но я зачитывала ее Энн Роуэр по телефону и она поклялась, что записка не была слишком сопливой. Кажется, я упомянула, что мне неловко за девяносто страниц писем с единичным междустрочным интервалом. А потом что-то вроде: «Мысль о встрече с тобой наедине видится мне абсолютным счастьем и удовольствием». Боже, вот теперь я правда пресмыкаюсь. Так или иначе, я знаю, что наврала, будто мне «очень надо» оказаться двадцать третьего февраля в «Арт-центре» в Лос-Анджелесе. Мы с Сильвером едем туда завтра, чтобы посетить мастерские в пятницу. Я хочу, чтобы это выглядело ненавязчиво, а звонок – это как-то прямо в лоб. Что если я дозвонюсь до тебя, когда твоя голова будет занята другим? Смогу ли я справиться с этим так же лихо, как когда заблудилась ночью в лесу? Нет. Ну или может быть. Я мечусь между сохранением тебя как адресата моих писем и возможностью разговаривать с тобой как с личностью. Может, я просто забью.

С любовью, Крис

Нью-Йорк

Четверг, 2 февраля 1995 года

ДД,

я сижу в баре «Вест-Энд» на Бродвее, пью кофе и курю перед встречей с Сильвером. Я в дороге большую часть дня: вышла из дома где-то в десять пятнадцать, сквозь сильный снегопад доехала до Олбани, потом нескончаемая поездка на поезде.

После нашего вчерашнего разговора я не могла уснуть до трех часов ночи. Сердечные и сексуальные чакры пульсировали, переплетаясь, пока сердце не взяло верх над вожделением. Или, скорее, пока сексуальную энергию будто не откачали из сердца. Это было что-то вроде восторженного блаженства, я такого не испытывала уже лет десять, с тех пор как влюбилась в Сильвера. В тот раз все проходило очень болезненно: те чувства были едва выражены и так и не были приняты. Я была вынуждена следовать другим тактикам, например быть самой умной и самой полезной девочкой.

Сейчас моя личная цель (помимо всего, что может случиться по ходу) – это выражаться максимально четко и честно. В каком-то смысле любовь очень похожа на процесс письма: пребываешь в том обостренном состоянии, когда нет ничего важнее точности и осознанности. И это может сказаться на всем. Ты рискуешь тем, что твои чувства могут быть осмеяны или отвергнуты, и, похоже, я впервые понимаю этот риск: я готова проиграть и принять последствия, раз уж сама делаю ставки.

Думаю, мы неплохо поговорили вчера вечером, несмотря на двусмысленную насмешливость твоего вопроса: «И ты хочешь просто поговорить, да?» Не помню, что я ответила, что-то вырвалось само собой, но, кажется, мы оба поняли, что имеем в виду одно и то же.

Крис

Фильмор, Калифорния

(Кондор-Презерв – ранний вечер, 35 градусов тепла)