Лев Давыдычев - Случайный спутник (Повести и рассказы)

Ничто не могло смутить или насторожить его. Он смотрел на нее восхищенным, удовлетворенным взглядом, щуря глаза.

Как-то она разозлилась:

— А вдруг я уйду от тебя?

— Куда? — Он рассмеялся и спокойно продолжал: — Этого быть не может. — И в голосе его отчетливо прозвучали твердые нотки. — Ты из породы идеалистов. А они попрыгают, попрыгают с тщетными попытками жить как-то не так, как люди живут, потом становятся самыми обыкновенными. — Он усмехнулся снисходительно. — Немного пофантазируешь, помечтаешь, и нас внесут в запись актов гражданского состояния, сокращенно — загс.

— Мне порой кажется, — сказала Натали, словно не расслышав, — что моя жизнь еще и не начиналась. Я еще и не знаю, какая я на самом деле.

— Это инфантильность, то есть детскость, причем очень уж застарелая, не по возрасту. Но я-то знаю, слава богу, какая ты была, есть и будешь.

— Обрисуй.

— А ты не иронизируй. — Игорь оживился. — Ты послушай. Твои книги — книгами, а жизнь — жизнью. В наше время «Библиотека военных приключений» и монотонность телевидения более необходимы, чем разная там… литература. Страсти — только в хоккее и чуть-чуть в футболе. И не морщись. Это неприятно, как всякая правда. Все свои знания ты черпаешь из книг, которые читает небольшая кучка людей. В наш-то век стихи? Это удел немногих, тех, кто не ощущает пульса времени. Не морщись, я тебя прошу. Наш век — век инженеров, ученых и спортсменов. Век мозга, мускулов, а не чувств. Мы читаем для того, чтобы отдохнула голова… Теперь о нас с тобой. На первый взгляд, мы довольно разные люди. Нас вроде бы ничего не связывает, кроме… некоторых интимностей. На самом же деле мы будем жить очень хорошо.

— Два вопроса, — равнодушно сказала Натали, уже жалея, что затеяла этот разговор. — Что же все-таки нас связывает и что такое — жить хорошо?

— Жить очень хорошо, — громко, даже торжественно ответил Игорь и полулег на диван, смотря в потолок, — это значит жить так, как задумал. Жить, не боясь неожиданностей. Как в очереди за холодильником! — Он рассмеялся. — Без отклонений. Если поезд опаздывает, это плохо. Если он приходит раньше расписания, это нелепо и тоже плохо. И тоже нарушение графика. Надо, чтобы поезда приходили точно по расписанию. Тогда будет возможность рассчитывать, учитывать, не мудрить, не философствовать, не искать заново смысла жизни. Он давно найден. Человек обязан выполнять свои обязанности перед обществом — раз, удовлетворять свои потребности — два. А свои обязанности и потребности надо знать по возможности точно. Тут главное — не мудрить. Метания — от бессилия, как и неудовлетворенность. Ведь все в жизни предельно просто. Жизнь — удивительно примитивная конструкция. Сначала, еще не умея читать ее чертеж, человек куда-то рвется, фантазирует, идеализирует или, наоборот, отрицает, проклинает. Но потом, разобравшись в чертеже жизни, человек понимает, что — надо жить. Отдавать и брать. Баш на баш. Что тут сложного? Где тут повод для сомнений, загадок? Надо просто уметь смотреть в глаза самой простой правде. Она, конечно, немного цинична, но ведь, чтобы вылечить человека, врачи называют вещи своими именами. Самые честные люди — это циники. Они полностью отказались от всех недомолвок.

— Я спрашивала, что нас связывает?

— Отвечаю. А от запутанного взгляда на жизнь проистекают разные осложнения, даже драмы. Вот ты в глубине души не очень-то любишь людей, потому что требуешь от них слишком многого, требуешь того, на что большинство, наверное, и не способно. Ты отдаешь им больше, чем получаешь. Посему ты ими и недовольна. И рано или поздно ты уйдешь от них в себя. Этот процесс уже начался. Всего удобнее ему происходить здесь, дома. Я тебе помогу. Ведь я очень удобный — ты не заметила? Обрати внимание: как мало я от тебя требую. Минимум. Я не вызываю тебя на соревнование: чья воля, чей характер сильнее, кто лучше? А ведь именно этим занимается большинство супругов. Я совершенно убежден, что мы будем жить душа в душу. Ты привыкнешь ко мне, узнаешь все мои достоинства и недостатки, успокоишься… Все будет предельно просто. И очень хорошо.

— И очень скучно.

— О, нет.

Спорить не хотелось. Спорить было бесполезно. Он все равно бы не понял. Улыбался бы снисходительно.

И она уходила на кухню. Хотя Игорь и не запрещал ей курить, она любила делать это в одиночестве.

«А что мне мешает взять и уйти? — думала она. — Невесть какая трагедия для него. Пока еще не поздно. Почему же я не ухожу? Не может быть, что меня удерживает то, что бывает ночью. Когда хоть ненадолго, да забываешься… Почему же я не ухожу?.. Жалеть его не за что. Он в этом не нуждается…»

Как всякий одинокий человек, она любила разговаривать с вещами, особенно с бабушкиным кофейником.

«Не сердись, — просила его Натали, когда он отплевывался кипятком, — я отвернулась всего на минутку, а ты… Добрый, а злишься. Вот увидишь, я научусь обращаться с тобой, как бабушка».

И все время вспоминала бабушку, и оправдывалась перед ней.

Игорь постепенно, но настойчиво обставлял квартиру новой мебелью. Исчезали старые вещи, появлялись другие. Натали жалела и старинные, расшатанные кресла, и диван с потертой кожей, и громоздкий дубовый стол, и особенно — пианино.

— Может быть, оставим? — спросила она. — Бабушка очень любила его.

— Я не замечал в тебе сентиментальности. Хранить эту бандуру, как память? Зачем? Если бы это был великолепный инструмент… Смотри, дело твое.

Натали махнула рукой.

О своей прежней жизни Игорь почти не рассказывал, а Натали и не спрашивала. Отец его разошелся с женой, когда Игорю было десять лет, и сейчас изредка посылал весточки. Мать писала еще реже. Игорь отвечал открытками.

Он был воистину счастливым человеком. Вот уж кто никогда не испытывал ни тоски, ни отчаяния, ни неуверенности. Казалось, в нем есть какой-то ограничитель чувств, не позволяющий им достигать напряжения.

— Ты ведь счастлив? — спросила однажды Натали.

— Очень, — подумав, ответил Игорь. — А ты разве несчастна? — И рассмеялся. — Если ты и несчастна, то по собственному желанию.

Отличительной его чертой была привычка оставлять мысли о работе там, на заводе, не приносить домой в душе ничего, хотя бы отдаленно связанного с ней.

Как всякий жизнерадостный человек, Игорь не был лишен своеобразного обаяния. Иногда Натали, сердясь на себя, против воли любовалась им.

Почти каждую субботу они были в гостях. К этому она привыкла как к изнурительному испытанию, которое надо вынести, не шевельнув бровью.

Пили много, но не напивались.

Ни разу не поругались, не поссорились, даже не повздорили.

Если и спорили, то по пустякам, равнодушно, не особенно настаивая на своей правоте.