Вадим Прокофьев - Наш Артем

Артем остановился у газетной витрины. Бегло просмотрел колонки с официальными сообщениями. Ничего интересного. Газета большая, ее нужно читать внимательно, это он сделает, возвратившись в свою коммуну. Вместе с товарищами ознакомится с очередными творениями Иозефовича. Надо готовить в Харькове базу для издания своей партийной газеты. Дело это архиважное.

Ну, а пока посмотрим, что приготовил Иозефович для развлечения своих господ читателей. В колонке «Смесь» заметка «Хитрость обезьяны». В первой же фразе имя профессора Мечникова. Это уж совсем любопытно. С чего бы этот Иозефович вытащил на газетную полосу опального профессора? Видно, никуда не денешься — Илья Ильич гордость харьковчан. Здесь, в Харькове, он учился во 2-й казенной гимназии, получил золотую медаль, в два года завершил курс Харьковского университета и еще юношей сделал первые шаги в науке…

Артем на какие-то мгновения мысленно перенесся в Париж, в его пригород — Севр, где живет Илья Ильич и где Артем провел столько дорогих для него часов общения с великим ученым и с интереснейшими людьми, бывавшими на даче Мечникова…

«…Для своих научных опытов профессор Мечников выписал в Париж из Лондона обезьяну — самку из породы орангутангов, назвал ее Виргинией. Обезьяна Виргиния имела своеобразную любовь к спиртным напиткам; это выяснилось следующим образом. Виргиния однажды простудилась и начала отчаянно кашлять… Тогда профессор, желая облегчить страдания Виргинии, решил дать ей стакан глинтвейна, и кашель стал уменьшаться… Хотя кашель прошел, но Виргинии так понравился глинтвейн, что каждое утро она начинала опять кашлять, так как по своим наблюдениям заметила, что глинтвейн ей дают во время кашля. Конечно, неестественность ее кашля заметили, но из-за желания доставить ей удовольствие продолжали давать вино… Рядом с клеткой Виргинии сидела другая обезьяна, Фракастер, которая тоже начала кашлять, симулируя болезнь. Ей вина не дали, хотя она добросовестно старалась во всем подражать своей соседке Виргинии…»

Забавный пустячок о любви Виргинии к спиртному и ни слова о том, с какими неимоверными трудностями было связано приобретение человекообразных обезьян. Эксперименты над этими дорогостоящими животными должны были пролить свет на вечные загадки жизни и смерти, проблемы долголетия, над которыми билась беспокойная мысль ученого.

Артем купил газету, сложил ее, сунул в карман. В голове теснились картины и образы такого недавнего и теперь уже далекого прошлого.

Артем перешел улицу, зашел в небольшой сквер. Зима в Харькове обычно мягкая, но в этом году она очень снежная. Сегодня, в честь воскресенья, солнце не скупится на улыбки. Чья-то добрая душа очистила от снега скамейки, и их заняли няни, бабушки. Кругом щебечет детвора. Катают снежную бабу. Какой-то карапуз грозит снежком обидевшему его прохожему.

Артем нашел свободную скамейку, присел, вытащил газету, снова на глаза попалась заметка о Мечникове. Право, это имя обрело значение символа для целого куска его жизни, трудного куска, но прекрасного, как прекрасна юность. Теперь, через три года, он может посмотреть на себя как бы со стороны. Впрочем, даже вспоминая, воскрешая картины былого, невозможно думать о себе в третьем лице. Невозможно, но если тебя уже потянуло на воспоминания, то необходимо.

Тьфу, черт! Устал, что ли? Даже к воспоминаниям нужно относиться, как к копилке опыта и не более. Вот так, Федор Сергеев.

…Неподалеку от завода сельскохозяйственных машин раскинулся больничный городок, окруженный высокими кирпичными стенами, — Харьковская губернская психиатрическая больница, Сабурова дача.

Завод Гельферих-Саде и через речушку — больница. Соседство удобное. Чутьем конспиратора Артем оценил возможности, которые представляла для подпольной работы изолированная от внешнего мира Сабурова дача. И теперь Артем частенько заглядывал сюда.

…Кочегар Сабурки подбросил в топку последние лопаты угля. Передал дежурство сменщику, умылся и вышел из котельной. Звездный полог повис над землей. Тепло. Весна вступила в свои права. Кочегар поспешил к мосту через ручей. Он с нетерпением ожидал этого вечера. Днем дружок сообщил, что сегодня за речкой новый товарищ будет вести беседу с рабочими.

На полянке собралось человек пятнадцать, люди друг другу знакомые, посторонних нет.

— Больше никто не придет? — спросил басовитым голосом агитатор, которого многие из собравшихся еще не знали. — Можно начинать?

И он начал издалека, с тех давних времен, когда человеческое общество только-только стало распадаться на классы…

Артем рассказывал об исходе классовых битв. Они в прошлом редко заканчивались победой рабочих.

Просто и понятно разъяснял Артем сложнейшие законы политической экономии, законы общественного развития — неизбежности гибели капитализма и победы нового справедливого социалистического строя.

В перелесках за городом, в оврагах рабочие постигали не только науку марксизма, но и военное дело. Учились стрелять из револьверов и винтовок, бросать бомбы.

Харьковская охранка была чрезвычайно обеспокоена усилением революционной активности в городе. Забастовки не прекращались. Рабочие все чаще выходили на улицы с красными знаменами. Чувствовалась направляющая рука. И почерк у революционеров стал другим. С меньшевиками было просто, по-домашнему, благопристойно. Ну, не без того, конечно, — собирались, разговаривали, даже забастовки объявляли, но все это было, как бы сказать, в рамках, и никаких неожиданностей. Обо всем чины охранного отделения заранее информировались. Одним словом, можно было жить. А теперь создалась эта большевистская группа «Вперед». Делами в ней заправляет молодой, но серьезный противник по кличке Артем. Попытки обнаружить его местопребывание пока безрезультатны. Следы его «преступной деятельности» на виду, но он неуловим. Много хлопот еще предстоит с этим человеком.

Агентам полиции удалось нащупать одну из важнейших квартир партийной организации, именно ту, куда, впервые прибыв в Харьков, явился Артем. Сумская улица, номер пятьдесят, квартира Стоклицкой. Комитетская явка для связи с Центром была взята охранкой на учет.

Сыскное отделение решило подселить в дом номер пятьдесят своего наиболее квалифицированного шпика.

Этажом ниже квартиры Стоклицкой обосновался на постоянное жительство офицер в форме частей кавказских войск. Этакий ферт в мягких сапогах, в черкеске с газырями, кинжалом и тонким пояском с серебряным набором. Нарядили молодца — мать родная не узнает, не поскупились. Однако вскоре и этого красавца раскусили. Двум боевикам, Спесивцеву и Васильеву, Артем поручил избавиться от шпика. Поздно вечером, когда мнимый офицер возвращался на «квартиру», его подкараулили у самого дома и без шума, но с усердием избили до полусмерти. После такой процедуры шпик в доме номер пятьдесят не появлялся, но явка была испорчена. Связь с товарищами, приезжавшими из Центра, установили в новом месте, в тихом домике под Харьковом, в поселке Бавария. Аптека же на Сумской улице и провизор продолжали действовать.