Вадим Прокофьев - Наш Артем

Поезд вскоре тронулся. Вот и великое княжество Финляндское. Только вчера в кабинете главы издательства «Вперед», куда занесло Артема, Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, шел ожесточенный спор: а что, собственно, по своему политическому облику представляет это великое княжество? То ли автономное государство, пользующееся внутренней самостоятельностью, но без прав внешнего представительства, то ли провинция Российской империи? То ли вообще черт знает что?!

Бонч, у которого налажены связи с финскими «прогрессистами», язвительно заметил, что жители великого княжества очень бы хотели знать, а есть ли вообще финская конституция?

В вагоне сквозь грохот колес прорывается гул голосов, смех. Пассажиры явно повеселели, кое-кто уже распаковал дорожные баулы, саквояжи, на столах появилась всевозможная дорожная снедь. Артем даже слюну проглотил. Вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел, забегался, заслушался. И то сказать — он делегат съезда! Съезд объединительный. Иными словами, должны в предвидении грядущих боев объединиться меньшевики и большевики.

Не по душе Артему это объединение. Вспомнилась недавняя предвыборная кампания в Харькове. Меньшевики шли на любые ухищрения, лишь бы не допустить на съезд рабочего делегата — большевика.

Чтобы заполучить побольше голосов, меньшевики явочным порядком присоединили к Харьковской организации РСДРП Белгородскую — небольшую, но чуть ли не на три четверти состоящую из меньшевиков. А результат? Оказалось, что боевой революционный харьковский пролетариат направил на съезд двух делегатов-меньшевиков и одного большевика — Артема, да и то с правом совещательного голоса.

Вспомнил о меньшевиках, и кулаки зачесались. Они ведь не постеснялись вслух объявить, что Артема вообще никто не выбирал, он «сам себе написал мандат».

Когда Артем добрался до цекистской квартиры в Питере, чтобы получить дальнейшие указания, его принял Крохмаль. Долго вертел в руках мандат, как та мартышка очки, чуть ли не нюхал его. Потом проскрипел, что, мол, большевики имеют свою явку в технологическом институте.

В институте обстановка совершенно иная. Делегатов большевиков встречала Надежда Константиновна Крупская.

Неназойливо расспрашивала, интересовалась, есть ли у товарищей деньги — партийная касса небогата, требовала соблюдения строжайшей конспирации. Артема она попросила немного обождать и, улучив момент, когда в комнате никого не было, сказала, что Владимир Ильич рад будет повидать своего слушателя по Парижу, но для этого нужно поехать в Куоккалу. Ильич сейчас там, готовится к съезду.

И вот он едет в Куоккалу. Вместе с ним туда же следует и делегат из Луганска — Володин. Впрочем, для Артема Володин просто Клим, Климент Ефремович Ворошилов. Непоседа, вертится на полке, от окна к окну перебегает. Финляндия — это не донецкие степи. Леса стоят гигантским частоколом. Даром, что апрель, а под огромными елями — сугробы в рост человека. Елочки помоложе, словно наседки, прикрыли разлапистыми ветвями, как крыльями, снежные наносы и сами зарылись в снега. По-прежнему метет, а ведь скоро и Куоккала.

Едва успели выскочить из вагона, паровоз дернул, Артем поморщился — сапожник какой-то там на реверсе, ну разве так должен отходить пассажирский? Небось в вагонах сейчас со столов слетают кружки, а с полок — саквояжи.

Поезд быстро скрылся в снежном вихре.

Огляделись. Сквозь деревья виден дачный поселок. Где-то внизу тусклой свинцовой мрачностью проступает лед Финского залива, вылизанный, выметенный колючими ветрами. Посмотришь — зябко становится. А поселок уютно раскинулся в заснеженном лесу. Ветер тревожно перебирает верхушки сосен.

Дачи дорогие. Многие стоят заколоченными на зиму. Где-то тут рядом, в «Пенатах», живет Илья Репин. Вот бы зайти!

Артем машинально оглянулся — привычка, от которой он, пожалуй, уже до конца дней не избавится. Впрочем, глупости, он верит, что будет жить в такое время, когда ему не придется проверять, не увязалась ли за ним «подметка», «паук», «подошва», в общем шпик.

Сквозь снежную завесу Артем разглядел того самого пассажира в пенсне, который осадил в Белоострове жандарма.

Он шел, как-то странно подпрыгивая, и даже издалека было заметно, что ему трудно передвигаться по глубокому снегу, а тропинку занесло. Засмотревшись, Артем налетел на Ворошилова.

— Ты чего остановился?

— А шут его знает, куда нам идти. Надежда Константиновна объясняла, да разве разберешься в этой круговерти.

Между тем мужчина в пенсне поравнялся с Артемом и тоже остановился, боясь сделать шаг в сторону. Вскинув голову, он первым делом снял пенсне, протер его прямо пальцами, снова нацепил на нос, внимательно оглядел сначала Артема, потом Ворошилова, как-то странно хмыкнул и, немного картавя, бросил:

— Если вы на «Вазу», то следуйте за мной… И посторонитесь.

Артем внутренне подтянулся, собрался, словно перед прыжком. Этот вопрос был неожиданным. Да-да, им нужно найти дачу с таким странным названием. Но расспрашивать прохожих они не имеют права. Как же этот очкарик догадался? И кто он такой?

Артем нагляделся на филеров разною пошиба. Это только в разговоре их именовали «гороховыми пальто». В прошлом веке шпики, охотившиеся за народниками, действительно имели чуть ли не как униформу пальто горохового цвета. Но это было давно. Сей господин по внешнему виду — типичный меньшевик из юристов или учителей. Вряд ли Ленин пригласил в Куоккалу меньшевика. Впрочем, отвадить сего хилого господина не составит трудности, для начала можно и просто пугнуть.

— Молодой человек, спрячьте ваши кулаки, если угодно, то во внутренние карманы. А на будущее советую быть повнимательней. В технологическом вы ворон считали, а можно было бы и по сторонам оглянуться. Я видел, как вы беседовали с Надеждой Константиновной, так что не беспокойтесь, нам по пути… и давайте познакомимся: Жозефина.

Вот тебе и раз! Этакая «прелестница», с бородой клинышком, согнутая в три погибели… Жозефина?

Между тем Ворошилов, услыхав имя Жозефина, протянул руку:

— Бесконечно рад, мадам, познакомиться с самой зубастой большевистской фельетонисткой… Володин.

Артем понял Клима с полуслова. Господи, да как это он мог забыть! Ведь этим псевдонимом подписаны статьи, ехидные фельетоны в таких большевистских изданиях, как старая «Искра», «Вперед».

«Прелестница» между тем добродушно рассмеялась:

— Впрочем, зовите-ка меня Вацлавом Вацлавовичем. Не удивляйтесь, мой папа был поляк. Но давайте трогаться, а то нас и впрямь занесет этой мокрой кашицей, только по недоразумению именуемой снегом.

Вацлав Вацлавович… Кто же Артему называл это имя, да и фамилию ему называли?.. Вспомнил! Боровский. У него есть и другой псевдоним — Орловский.