Вадим Прокофьев - Наш Артем

Черт возьми, как вкусен простой хлеб и вяленая рыба, как приятно пить настоящий китайский чай по-русски, кружка за кружкой и с сахаром! Впрочем, сахар здесь дорог, и пить приходится больше вприглядку. Но самое приятное — это вновь услышать родную украинскую мову, вспомнить незабываемое, перебивая друг друга поведать о злоключениях и, конечно же, строить планы на будущее. Артем не сомневался, что они отыщут в Шанхае работу, накопят денег, чтобы вернуться в Россию. Что там делать? Только одно — бороться. Он уверен, рабочие России уже оправились после неудачи 1905 года, учли свои ошибки, урок был, конечно, тяжелый, но и очень полезный. Так что Шанхай, Европа, а быть может, и Америка — сейчас загадывать не стоит — это только пересадочные станции на пути в Россию.

Утром Наседкину показалось, что ему во сне пригрезилась русская пекарня, буханки хлеба, а чудесный его аромат всю ночь щекотал ноздри. Но, стряхнув с себя остатки сна, Владимир Николаевич понял, что, быть может, во сне он и видел пекарню, но булочная здесь действительно находится где-то неподалеку. От Артема он узнал, что в ней работают двое русских парней.

— Пекарня так пекарня. Вы когда-нибудь сами пекли хлеб, Владимир Николаевич?

— Нет, не доводилось. Мне его и поесть вволю не пришлось.

— Идемте в пекарню!

«Русская пекарня» — название громкое, а на деле просто маленькая клетушка с чуланом. Огромнейшая печь и двое русских парней, полуголых, словно кочегары на пароходе.

Хозяина на месте не оказалось, но он должен был вскоре прийти. Пока ожидали, познакомились с пекарями. Один угрюмый, обросший черной, как смоль, шевелюрой, невнятно буркнул «Щербаков», руку пожал так, что Наседкин чуть было не присел. Артем же и не поморщился. Второй пекарь был полной противоположностью Щербакову — невысокого роста, с голубыми, как у ребенка, глазами, он очень вежливо попросил именовать его Евгением. Артем умел разговаривать с рабочими людьми. Правда, Щербаков предпочитал односложно отвечать на вопросы, сам ни о чем не расспрашивал. Евгений же оказался человеком общительным. Он рассказал о пекарне, хозяине, вообще, как обстоит дело в Шанхае с работой для белого человека.

Оказалось, что не так-то просто здесь белому найти себе место. Все тяжелые, грязные, неквалифицированные работы выполняли китайцы. Господа из сеттльмента внимательно следили за тем, чтобы, не дай бог, белый не взялся за работу китайского кули. Это подрывало авторитет белого. Они господа, они презирают труд, они родились со шпорами на сапогах, а не с седлами на спине. Эти господа даже готовы подкармливать с помощью миссионеров безработных белых, лишь бы они не заронили в головы китайских рабов мысль о национальном равноправии.

В разгар беседы явился хозяин. Узнав, что русские справляются относительно работы, наотрез отказал. Нет у него работы для белых, ведь они же не согласятся развозить по адресам хлеб, как китайские кули.

Ох как хотелось Артему двинуть по сытой физиономии хозяина. Тоже капиталист! Впрочем, если верить Евгению, — эксплуататор он немилосердный. Белые джентльмены утверждают свое господство над бедным китайским людом. Превосходно!

— Хозяин, я готов развозить хлеб.

Булочник вытаращил глаза на Артема. С ума, что ли, сошел этот русский парень? Он, видно, не знает, что, появись он с тележкой хлеба вместе с этими желтолицыми, завтра же от него отвернутся белые. Да что там отвернутся — затравят, он-то уж знает англичан и их бульдожью хватку.

— Имей в виду, платить буду столько же, сколько и китайцу.

— Я ничем не лучше китайцев, равно как они ничем не хуже меня.

Щербаков от удивления открыл рот — никто еще не посмел разговаривать таким тоном с хозяином. Евгений предусмотрительно спрятался за широкую спину товарища. Но все обошлось без драки, хотя они знали, что за хозяином закрепилась слава забияки. Впрочем, с этим Артемом не очень-то кулаками сладишь. Но Евгений и вовсе был ошеломлен, когда хозяин предложил новым работникам позавтракать «чем бог послал». Правда, сам он сесть за один стол со своими работниками не захотел.

Когда хозяин ушел, Артем вспомнил о Наседкине. Неудобно как-то получилось, он дал согласие работать развозчиком хлеба, не спросив Владимира Николаевича — а как он? Но Наседкин уже «прикипел» к Артему, конечно же, он согласен.

Щербаков и Евгений тем временем вскипятили чай, добыли сухарей. Кажется, ничто так не сближает русских людей, как совместное чаепитие. Разговорился угрюмый Щербаков, и даже что-то вроде улыбки освещало его лицо, когда он рассказывал о том, как пропутешествовал в угольной яме от Шанхая до Филиппин и обратно — не удалось тогда ему добраться до Америки, но он все равно уедет отсюда. Наседкин недоверчиво качал головой. Без денег никуда не двинешься. А зайцем он и сам пробовал, из Нагасаки до Шанхая, но попался и был заперт в гальюне. Капитан русского парохода «Рязань» пытался остановить японскую шлюпку, чтобы сдать «зайца», но шлюпка проплыла мимо. Только потому он тут, в Шанхае. А что толку? Если бы знать языки…

Артем, до этого молчавший, вдруг заразительно захохотал. Наседкин удивленно посмотрел на товарища. Кажется, он ничего смешного не сказал, наоборот.

— Вот вы о языках упомянули, и мне вспомнилось, как в бытность свою в Париже довелось мне заведовать русской студенческой столовой. И вот однажды появляется в этой кухмистерской рыжий детина, этак сажени на две ростом. Мы его «ребеночком» прозвали. Так вот это дитятко в первый же день своего пребывания в Париже ухитрилось заблудиться. Языка он, как водится, не знал и никак не мог найти дорогу в Латинский квартал, где квартировал. Попытался объясняться жестами, французы только плечами пожимали. А надо вам доложить, французы любопытны, как дети. Скоро вокруг рыжего детины собралась толпа. «Ребеночек» рассвирепел, растрепал свои лохмы, встал на четвереньки, зарычал и начал кидаться на окружающих. Французы животы надорвали, но в конце концов поняли, что сей студиозус живет где-то возле Львиных ворот. Туда его и свели. А вы говорите — язык. Конечно, язык изучать нужно. И я лично все время зубрю английские слова.

— Я тут на днях тоже заплутал немного, хотел добраться до порта, а это верст шестнадцать — восемнадцать от Шанхая. Вышел поздно, вдруг стемнело, налетела туча, пошел дождь, и я решил вернуться. Попал в какие-то трущобы и никак не могу выбраться. Вижу, бежит какой-то европеец, дождик его подхлестывает, я к нему с английским, этих британцев здесь полно, а он остановился, этак глянул на меня да как пошлет куда подальше по-русски. Я от радости даже присел, — Евгений внезапно оборвал свой рассказ и смущенно оглядел товарищей.

Артем поднял руку.