Вадим Прокофьев - Наш Артем

Слово за слово, Артем рассказал о том, как попал в Шанхай, о коммуне. Странно выглядела эта ночная беседа. Высокий матрос, его звали Степаном, не выпуская из рук присмиревшего бандита, словоохотливо делился своими впечатлениями о морях, странах, где ему довелось побывать, приземистый Иван больше помалкивал, пытаясь разглядеть в темноте нож, который выронил второй бандит. А тот все еще лежал в пыли и стонал.

— Что же нам с этими прохвостами делать? — Степан, сдвинув на лоб фуражку, почесал затылок.

— Да отпустите их на все четыре стороны, черт с ними, — Артем почувствовал, что усталость, пережитое вот-вот свалят его с ног. Скорее бы до дома добраться. Новым знакомым, Степану и Ивану, ночевать негде, а в коммуне им место найдется.

Они уж совсем было собрались идти, когда на дороге замаячила фигура человека. У него в руках был фонарь — многие китайцы пользовались такими фонарями, освещая ими свои дворы, ставили их на носу джонок, ходили с ними по ночным улицам города.

Что-то знакомое почудилось Артему в этом позднем прохожем с фонарем. Никак, Наседкин. Конечно, он. Окликнул. Владимир Николаевич подошел, увидел прежде всего лежащего на земле бандита, отшатнулся.

— Артем, это он тогда ко мне в порту с угрозами пристал. А что, если этих бандитов связать да на ночь в чулан, а завтра бы мы их в порт свели, матросам показали?

— Владимир Николаевич, ведь так и в каталажку попадем. Обобранные притонщиками моряки, узнав такое, в щепы разнесут притоны да кабаки. Они на них давно руки чешут. Мы же в подстрекателях окажемся, и уж нас-то не помилуют. Нет, это негоже. А вот поведать ребятам о бандитах непременно нужно.

Ночь пролетела в неторопливой беседе. Артем много и интересно рассказывал о своих впечатлениях, о политической жизни Китая. По его словам, Китай сейчас стоит на пороге революции, революции, конечно, буржуазной, так как пролетариат в Китае еще только-только нарождается.

Рано утром Артем уже за прилавком в булочной. Утренние часы самые напряженные. Оно и понятно, никто не заходит за хлебом в лавку по нескольку раз в день. Благодаря тому, что булочная расположилась на границе с сеттльментом, здесь сталкиваются и китайцы, и европейцы, кули и служащие китайцы. По утрам здесь столпотворение, и нередко вспыхивают ссоры.

Вот и сегодня, не успел он начать торговлю, завязалась драка. Белый разносчик ударил китайского кули. За что, Артем так и не понял. Но он с удовлетворением отметил, что китайские забитые, безропотные кули возмутились. И если бы европеец не поспешил убраться, ему не миновать помятых боков.

Когда все немного успокоились, Артем заговорил с каким-то покупателем в очках. Тот прилично владел английским. Артем заметил — кули стали поднимать глаза от земли, теперь они многое увидят. Китаец удивился, он ничего не понял. А когда понял, стал с жаром объяснять, что вся суть инцидента в том, что белый разносчик сам кули — человек физического труда, поэтому он не имел права бить китайского кули. «А вот если бы вы, мой господин, ударили кули, то никакого бы возмущения не было. Вы служащий, европеец, и китайские кули знают, что вы имеете право их побить».

Артему захотелось закатить этому очкастому в рожу — воспользоваться своим правом.

Вечером он написал длинное письмо на родину и, рассказав о сегодняшнем происшествии, закончил: «И это говорили интеллигентные китайцы… Как Вам нравится это рассуждение людей, которые сами превращаются в рабов, лишь только они имеют дело с хозяином? Это еще худшие рабы… Каково нам при виде всех этих картин?..»

Трудно сказать, чего в Шанхае больше — притонов или христианских миссий. Наверное, все же миссий. В притонах «улавливают» твой кошелек, в миссиях охотятся за твоей душой. Оставшись без кошелька, ты не теряешь надежды его приобрести, заработать утерянное. А отдав душу, ты становишься рабом.

Каких только миссионерских обществ нет в Китае! Здесь и католические, среди которых первое место занимают французские, здесь и евангелические, протестантские — это английские, их меньше, но они богаче, они могут позволить себе угостить чашечкой кофе, прежде чем угощать проповедями.

И как-то неудобно после кофе не прослушать проповедника.

Владимир Наседкин был несказанно удивлен, когда Артем предложил ему зайти в миссию. Что им делать среди этих христианских душеловов? Была бы воля Наседкина, он сам бы из них «души» вытряхнул. Впрочем, еще неизвестно, имеются ли у этих ожиревших монахов души, скорее всего, они давно уже в закладе у сатаны. Артем только хитро улыбался. Наседкин решил все же, хоть из любопытства, последовать за ним.

Зашли. Небольшое фойе с несколькими столиками. Стульев, скамеек нет, не засидишься. Из фойе виден небольшой зал со стульями — вот там-то и положено засиживаться. Но тогда для чего в фойе высокие столы и так аппетитно пахнет кофе и сладким печеньем? Наседкин решил, что Артему хочется «на дармовщинку» выпить чашечку кофе и съесть кусок кекса. Безбожник Артем наказывает евангелических кликуш! М-да! Наказание мелковато, не артемовские масштабы, да и методы не те. Впрочем, за день можно посетить пять-шесть миссий, масштабы ущерба возрастут в пять-шесть раз. А вот методика остается той же, негодной для Артема. Пока Наседкин гадал, им действительно подали по чашечке жидкого кофе и махонькому кусочку кекса. Девушка с подносом была обворожительна, ради такой в миссию валом повалят молодые люди.

Артем на девушку внимания не обратил и поспешил в большую комнату. При входе еще более обворожительное существо вручило ему желтую брошюрку. «Псалмы», — догадался Наседкин и хотел не брать, но, заметив, что Артем взял, последовал его примеру.

В комнате оказалось довольно много народа. Кроме рядов стульев, здесь стоял большой орган, за которым восседало уже совершенно невообразимо обворожительное творение господа бога. Наседкин не находил себе места. Ну сколько можно слушать проповеди этих поджарых миссионеров (на родной Руси монахи почему-то все чаще встречаются жирные, как курдючные бараны). Христианская проповедь в английской фонетической транскрипции звучит как лай болонки.

Наседкин потянул Артема за руку, но тот только отмахнулся. Посмотреть на него со стороны — нет более истого грешника, просветленного словом божьим и возвращающегося в лоно святой церкви.

Когда они, наконец, покинули миссию, Артем долго хохотал над причитанием Наседкина.

— Милый друг, ты собираешься следовать в Австралию или Америку, так, будь добр, изучай, запоминай, копируй, в конце концов, правильную первозданную английскую речь, а что касается ее сути — у тебя же своя голова на плечах.

Вот ведь неуемный тип, для него, оказывается, проповедники — учителя английского языка.