Вадим Прокофьев - Наш Артем

Федор пришел из училища какой-то притихший. Молча поел и сразу же засел за учебники. Андрей Арефьевич понял, что ему известно об инциденте, разыгравшемся в кабинете инспектора, и он почувствовал острый прилив жалости к сыну и сознание своей вины перед ним.

— Ты, Федор, того, не горюй, деньги на хабар я у людей достану, ну и ты, того, на экзаменах-то не осрамись.

— Нет, отец, никаких хабаров не нужно, а экзаменов я не боюсь.

— Ты там смотри, того, по закону божьему не срежься, а то ведь сам архиерей небось прибудет, ты же известный богохульник. Сел за стол, а лба-то не перекрестил.

Андрей Арефьевич почувствовал, как раздражение вновь овладевает им.

— Я слыхал, что вы там господину инспектору селедку в портфель засунули. Не твои ли это проделки?

— Не в портфель, — буркнул Федор и тут же осекся.

— А куда? А ну выкладывай как на духу.

— В фуражку ему положили, да я был против, уж больно жирная была селедка, жалко…

— Фуражку жалко?

— Да не, селедку!

Как ни был Андрей Арефьевич взвинчен, он в конце концов расхохотался, представив инспектора надевающим фуражку. Вот ведь сукины дети!

Федор понял — гроза миновала. Теперь можно и за книжку. Сегодня он разжился у товарища по классу «Кожаным чулком» Фенимора Купера. Обещал послезавтра вернуть. Книга же толстенная, за день не прочитаешь. А тут еще уроков назадавали! Ну, с уроками он, положим, справится быстро. Но если мать заметит, что он закрыл тетради и учебники, то обязательно или в лавку за чем-нибудь пошлет, или какую-нибудь работу по дому придумает. Нужно тихонько пробраться на чердак. Там доживает свой век старый диван, стоит он у самого слухового окна, так что света достаточно, пока не стемнеет, никто ему не помешает…

Весна подобралась незаметно. Быстро пролетели апрель и половина мая. В классах душно, а откроешь окна — нет сил высидеть за партой. На улице гомон, стучат по булыге телеги, ругаются возчики, воробьи с весной словно обрели двойные голоса, дерутся на кучках овса, просыпавшегося из лошадиных торб. Они до того осмелели, что не разлетаются, когда к овсу, с видом хозяев, припожалуют голуби. Хватают зерна из-под самого клюва разъевшихся сизарей. На Днепре баржи, буксиры. То и дело слышны их сиплые гудки. Где тут усидишь! А батюшка, знай, талдычит тебе Ветхий завет: «Аврааму обещано, что за сохранение им истинной веры от него произойдет многочисленное потомство…»

Вот и запоминай все потомство поименно, и кто там в каком родстве состоит.

Федор с трудом отрывается от окна. Он не забыл слов отца, что на экзаменах по закону божьему будет присутствовать архиерей и уж инспектор из кожи вон вылезет, чтобы завалить первого ученика — Сергеева.

И как бы вторя этим невеселым мыслям, за весенним, улыбчатым окном заунывно всхлипнули церковные колокола. Вороны словно только и дожидались этого благовеста. С воплем покинули они насиженные ветки и, тяжело взмахивая крыльями, собрались в стаи. Пронзительное карканье успешно соперничало с благолепием колокольного звона.

День был испорчен. Федор, придя домой из училища, забился в свой угол и до вечера листал учебники старшего брата; прочел главы Ветхого завета, которые они еще не проходили. Такие срывы настроения были редким явлением у всегда жизнерадостного мальчишки, подвижного, шаловливого, но когда с ни случались, то почему-то чтение малопонятных книг его успокаивало.

Потом Федор с удивлением обнаруживал, что, не понимая текста, он запоминал его и мог цитировать наизусть, хотя и не всегда знал, из какой книги этот текст.

И вот настала пора экзаменов.

Федор вновь по нескольку дней пропадал у однокашников, вновь вошел во вкус репетиторства. Он не боялся за свои знания, но закон божий его страшил. Инспектор злопамятен. И если он ничего не понимает в других науках и помалкивает на экзаменах, то на законе, как рассказывали старшеклассники, расходится вовсю.

Но еще до этого экзамена весь класс, в котором учился Федор, чуть было не получил осеннюю переэкзаменовку. И, что обидно, по арифметике, которую Федор так превосходно знал. Но дело было не в его знаниях. Небольшая группа учеников, постоянно неуспевающих по этому предмету, решила изготовить «неуловимую шпаргалку», не предупредив об этом весь класс.

В день экзамена Федору нездоровилось — видно, перекупался и пережарился на солнце. Погода все эти дни стояла знойная, заниматься в душных комнатах было невмоготу, и Федор предложил своим «ученикам» перебраться на берег Днепра. Конечно, он понимал, что его товарищи рискуют срезаться при таком способе подготовки. Днепр начисто лишал их чувства благоразумия. Но и дома не лучше.

Сегодня же он с тревогой следил за ответами приятелей. Пока все шло благополучно. Учитель вызывал по алфавиту, до буквы «С» было еще далеко. Наблюдая за товарищами, Федя невольно приметил, что самые отчаянные двоечники, целый год неуспевающие по арифметике, отвечают уверенно, бойко пишут на доске примеры. «Здорово подготовились», — подумал Федя. Впереди него сидел один из самых неуспевающих. Он уже вытянул свой билет и теперь, усиленно сопя, что-то царапал на бумаге, поминутно отрываясь, приподнимаясь над партой, заглядывая в окно.

«Что он там высматривает?», — заинтересовался Федор и тоже поглядел в окно. Ничего особенного. Знакомая улица, ломовые телеги стучат по камням, прохожие на противоположном тротуаре, и все залито солнцем. Улица горбится, сбегает вниз к реке, и из окна училища видны только крыши — как жирный пунктир с вкрапленными в него точками труб. Тоже знакомо. Федор потерял интерес к улице. В это время к доске пошел отвечать еще один двоечник.

С первой задачкой он справился лихо, но на второй запнулся.

— Ну, что же ты, Ерошкин?

— Господин учитель, вы же знаете, что я плохо вижу, разрешите подойти к окну, наверно, я не так списал условие.

— Подойди, — учитель недоуменно пожал плечами. Он, конечно, знал, что у Ерошкина плохо со зрением и к тому же недавно в драке на перемене ему разбили очки, а новые еще не были куплены.

Федору стало жалко Кольку Ерошкина, «очкарика». «Срежется, обязательно срежется. Как бы ему подсказать?»

Между тем Ерошкин подошел к окну, встал так, чтобы учителю не было видно его лица… и чуть не свесился через подоконник.

— Ерошкин, это что еще такое?

— Жарко, господин учитель!

— А ну марш к доске!

Ерошкин еще раз глянул в окно и уверенно подошел к доске. Его словно подменили. Он быстро написал условие задачки и, не задумываясь, тут же решил ее. Учитель удивленно рассматривал ученика, словно видел его впервые. А может быть, и правда духота так влияет на учеников, а глотнул свежего воздуха и, пожалуйте, решил задачку безупречно.