Рохинтон Мистри - Хрупкое равновесие

— Хорошо, мы не будем спать. Просто посидим.

Полицейский пожал плечами и ушел. Портные скатали постель и сели.

— Т-сс, — прошептала женщина, лежащая рядом. — Т-сс… Ему надо заплатить. — При каждом ее движении полиэтиленовая пленка, на которой она лежала, громко хрустела. Ноги женщины были обмотаны бинтами, на которых проступили темно-желтые пятна.

— Платить за что? Он тут не хозяин.

На лице с глубоко въевшейся грязью появилось подобие улыбки. Женщина возбужденно показывала на афиши, развешенные на стене станции.

— Кино! Кино! Одна рупия для нищего, пятьдесят пайс для ребенка. Каждый вечер — кино.

Ишвар незаметно поднял руку и покрутил у виска, но Ом решил объясниться.

— Мы не нищие. Мы портные. Что он может с нами сделать, если не заплатим? Не бросит же в тюрьму.

Женщина повернулась на бок, внимательно и молча разглядывая их; изредка у нее вырывался непроизвольный смешок. Прошло полчаса — полицейский не приходил.

— Думаю, теперь мы в безопасности, — сказал Ом, раскатал постель, и они улеглись. Женщина по-прежнему с любопытством смотрела на них. От забинтованных ног шел слабый гнилостный запах.

— Ты что, всю ночь пялиться будешь? — спросил Ом. Женщина покачала головой, но глаз не отрывала. Ишвар кое-как успокоил племянника, и они задремали.

Через некоторое время полицейский вернулся с ведром холодной воды и вылил содержимое на спящих. Портные с криками вскочили на ноги. Не говоря ни слова, полицейский удалился, беспечно покачивая пустым ведром. Женщина на полиэтиленовой пленке тряслась от смеха.

— Да он просто животное, — громко прошептал Ом, а Ишвар зашикал на него. Впрочем, это было лишним: истерический хохот женщины заглушал голоса. Она била руками по полиэтилену, и шум поднялся изрядный.

— Кино! Кино! Комедия с Джонни Уокером! [99] Джонни Уокер — сценический псевдоним индийского актера Бадруддина Кази (1926–2003) — вырывалось у нее между приступами смеха.

— Она знала! Эта сумасшедшая ведьма все знала и ничего нам не сказала!

Промокшие до нитки, они собрали вещи и перешли на единственное свободное место — в конце платформы, где все пропахло мочой. Сухая одежда в сундуке была для них спасением. Портные по очереди переоделись. Мокрую одежду повесили на открытую крышку сундука, а простыни и одеяло пристроили на торчащий из стены сломанный указатель.

Циновка высохла быстро, но теперь портные боялись ложиться. Дрожа от холода, они сторожили одежду и то и дело клевали носом от невыносимого желания спать. Теперь из-за холода приходилось чаще бегать на пустошь. Но когда все заснули, необходимости отлучаться не стало, и они мочились прямо с платформы.

В четыре часа утра стальные жалюзи на железнодорожной лавке с грохотом раздвинулись. Зазвенели чашки и блюдца, загремели кастрюли и сковородки. Ишвар и Ом сначала прополоскали горло у фонтанчика, а потом купили два чая и черствую булку. Горячий чай несколько взбодрил сонных портных. Понемногу сложился дневной план: с подходящим поездом они поедут на работу, до шести будут шить, а потом отправятся на встречу с Раджарамом.

— Оставим сегодня сундук у Дины-бай, — сказал Ишвар. — А вот говорить, что стали бездомными, не будем — люди таких опасаются.

— С меня причитается, если она разрешит оставить вещи.

Они еще два часа провели на станции — курили, разглядывали утренних пассажиров. «Ранние пташки» были преимущественно продавцы с покачивающимися на головах корзинами, полными тыкв, лука, рыбы, соли, яиц и цветов. Тут же готовился к работе мастер по ремонту зонтов — разбирал старые зонты, ставил новые спицы и ручки. Подрядчик с бригадой каменщиков и маляров, несущих лестницы, ведра, кисти, мастерки и лотки, прошли мимо, от них шел запах, как от свежеокрашенного дома.

Портные сели на поезд в шесть тридцать. В семь часов они уже стояли у дверей Дины. Хозяйка встретила их в халатике, наброшенном на ночную рубашку.

— Так рано? — «Плохо же они соображают, — подумала Дина. — Солнце только встало, надо успеть помыться, приготовить Манеку завтрак, а тут еще они на пороге, требуют внимания».

— Поезда наконец стали ходить вовремя. Наверное, из-за «чрезвычайного положения», — сказал Ом, довольный, что проявил находчивость.

Дина решила, что цель этого неправдоподобного объяснения — в желании ее разозлить. Но тут послышался умиротворяющий голос Ишвара: «Чем длиннее день — тем больше платьев, не так ли, Дина-бай?»

Что тут скажешь!

— А что это у вас за большой сундук?

— Его надо сегодня вечером передать другу. О, Манек! Чуть не забыл. Извини, но обед придется отложить. Возникли срочные дела.

— Ничего страшного, — ответил Манек. — Встретимся в другой раз.

Дина разрешила оставить сундук и узел с бельем — но только у дверей. Она боялась, как бы портные не занесли клопов. И вели они себя подозрительно. Если дело срочное, могли бы утром отнести вещи другу. Тем более что пришли так рано. Хорошо хоть отменился обед с Манеком — большое облегчение.

Весь день Ишвар был не похож на себя, а один раз чуть не перепутал лиф и юбку. «Что ты делаешь? — крикнула Дина, когда он уже начал шить. — Что с тобой, Ишвар? Если б это сделал Омпракаш, я бы не удивилась, но ты?» Застенчиво улыбаясь, Ишвар распорол безопасным лезвием ненужный шов.

В четыре часа портные попросили разрешения уйти на два часа раньше обычного. «Вот тебе и больше платьев», — подумала Дина, одновременно радуясь тому, что, уходя, они захватили с собой объемистый узел.

Дина не сразу заметила, что сундук был все же оставлен, а портные, закрыв дверь, поспешили тем временем на станцию.

Весь день лил сильный дождь, и вчерашний мусор затонул в больших лужах. Куски фанеры и железки торчали из воды, как следы кораблекрушения. Чайки с криком носились над бывшими трущобами. Несколько жителей слонялись неподалеку, но Раджарама среди них не было.

— Наверное, он узнал, что нет никаких шансов заново здесь поселиться, — сказал Ишвар.

Дородного сержанта Кесара на месте тоже не было. Шесть констеблей из новой группы по наведению порядка охраняли руины. Подойдя к портным и другим зевакам, они предупредили: кто попытается строить новые хижины, отправится прямиком в тюрьму.

— Почему?

— Это наша работа — предотвращение появления трущоб, что будет способствовать украшению города.

— Думаю, надо вернуться и рассказать Дине-бай всю правду, — сказал Ишвар.

— Зачем?

— Она может помочь.

— Как же! Размечтался! — съехидничал Ом.

Бригада рабочих возводила два новых щита по обе стороны дороги. На дощатой поверхности сначала нарисовали лицо премьер-министра, а потом заспорили, какой написать лозунг. Выбирать было из чего. Они размотали транспаранты, положили их на землю и придавили камнями по углам.