Агния Кузнецова - Много на земле дорог

После демонстрации на одной из шумных улиц, пестрой от праздничных украшений и нарядных толп гуляющих, появилось десятка полтора молодых людей. Они держались кучкой и не походили на всех других гуляющих. Девушки были с распущенными волосами, в узких коротких брючках с разрезами по бокам, в декольтированных кофточках, юноши — со взбитыми коками, в ярких рубашках навыпуск, в брюках, похожих на рейтузы, так плотно они обтягивали икры, в остроносых ботинках.

На середине улицы эти молодые люди взялись за руки, стали в круг и, ударяя в ладони, начали выкрикивать какие-то непонятные слова. В кругу, отчаянно кривляясь, красная до безобразия, с прилипшей ко лбу челкой, металась как обезумевшая Вира. Она то взлетала выше головы партнера, то исчезала, пролетая между ног тупого, мордастого парня.

Люди изумленно заглядывали в этот круг.

— Смотри, как он ловко протаскивает ее. Ни разу не зашиб! Фью, Степка, сюда! Циркачи выступают! — кричал какой-то малец, даже и не подозревая, что на свете существует танец-урод, танец дураков, выдуманный каким-то идиотом.

Вдруг поблизости раздался пронзительный свисток милиционера. Круг мгновенно распался, и молодые люди, образовавшие его, растворились в толпе.

Через несколько минут, когда милиционер исчез, круг снова сомкнулся, и Вира опять начала свою пляску. На этот раз милиционер появился вместе с дружинниками. Партнер Виры затеял драку. Пытаясь помочь ему, Вира подставила дружиннику ногу. Тот упал, сильно ударился головой об асфальт, но успел цепко схватить мордастого парня.

В тот же вечер Вершинины взяли Виру из милиции. О происшествии дружинники сообщили в школу. Директор попросил родителей Виры присутствовать на заседании педагогического совета.

Первый раз за восемь лет обучения дочери Иван Сергеевич пришел в школу. Он горько раскаивался в том, что пренебрегал долгом отца, и обещал учителям сделать все, чтобы Вира изменилась.

Под строгим контролем Ивана Сергеевича Вира закончила восьмой класс, а осенью Наталья Степановна, по совету директора школы, увезла ее к своей сестре в Сибирь, в Веселую Горку. Здесь, в сибирском селе, Вира окончила девятый и десятый классы.

Два года жизни в сельской местности она считала ссылкой. Были, конечно, и там свои радости, но они ничего не значили по сравнению с мечтой о шумном, большом городе.

И вот, окончив школу, Вира снова возвратилась в родной дом. Она попыталась поступить в театральный институт, однако на первом же экзамене провалилась. Это не особенно огорчило Виру. Она считала, что для красивой девушки самое главное не учение, не работа, а замужество, удачное, выгодное замужество. Иренсо ей казался подходящей партией. Она представляла, как будут изумляться ее знакомые: «Вира-то Вершинина, подумайте, вышла замуж за угандийского вождя и уехала в Африку!»

Однажды Иренсо пришел к Вире, сел в качалку и торжественно сказал ей, что он намерен разговаривать с ней по очень важному вопросу.

Сдерживая дыхание и краснея, Вира подумала: «Сейчас он сделает мне предложение». И стала обдумывать, что она ответит ему.

Она села напротив Иренсо, скромно сложив руки.

Иренсо, был в черном, хорошо проутюженном костюме с разрезами на боках пиджака. Белая рубашка с белой бабочкой вместо галстука еще сильнее оттеняла черноту его кожи.

— Вира, ты очень красивая и хорошая девушка, — волнуясь, заговорил Иренсо, — и я мог бы очень сильно любить тебя. Но я обману тебя, если не скажу правду. Цель моей жизни — служить Уганде. Ради нее я живу здесь. Для нее я есть на земле. Моя жена должна быть черной, как и я. Она должна быть угандийкой. Вот что я был обязан сказать тебе…

Некоторое время Вира молча глядела на него широко открытыми глазами, затем ее брови гневно взметнулись, в глазах зажглись зеленые огни, губы побледнели. Она вскочила, со злостью засмеялась:

— И ты думал, что я пошла бы за тебя замуж? Ха, наивный черный болван! Ты думаешь, я стала бы растить черномазого ребенка? Какая дикость!

Вира бросилась к дверям, широко раскрыла их и, припоминая какую-то сцену из пьесы или кинофильма, театрально подняла голову и, протянув руку, указала на дверь.

— Спасибо, — сказал Иренсо и с достоинством вышел из комнаты своей необыкновенной крадущейся походкой.

Зарыдав, Вира бросилась на диван. Слова Иренсо были равносильны пощечине. Она ненавидела его, и — презирала себя. Она, красавица, не сумела удержать возле себя, поставить на колени какого-то недоучившегося африканца! Какой позор!

Вира успокоилась лишь на другой день.

Разговор с Костей по телефону снова всколыхнул обиду, и она отказалась сообщить ему адрес Иренсо.

А спустя еще несколько дней она окончательно забыла об угандийце.

Как-то вечером Вира, не зная, куда деваться от скуки, сидела возле зеркала. Она придумывала новую прическу. Готовиться к экзаменам не хотелось. Вира была уверена, что все равно не попадет в вуз, она занималась только для успокоения родителей. Включать телевизор Иван Сергеевич не разрешал — он продумывал свой предстоящий доклад.

Теперь были в моде длинные волосы, закрученные на макушке в узел. Вира скрутила свои золотистые волосы, небрежно уложила их шапкой и нашла, что такая прическа ее красит.

Она могла бы просидеть у зеркала весь вечер, но в коридоре настойчиво зазвонил телефон. Загораживая рукой трубку, чтобы не мешать отцу, Вира сказала:

— Хэлло!

— Приемная Министерства высшего образования? — спросил густой, приятный баритон.

— Ничего подобного! — сидя в креслице и помахивая ножкой, кокетливо сказала Вира. — Вы, уважаемый, попали на квартиру.

— Чья же это квартира, гражданочка? — живо осведомился баритон.

— Моя квартира…

— А какой номер? — игриво продолжал баритон.

Вира назвала номер телефона.

— Как же ваше имя, девушка?

— Алла, — не задумываясь, соврала Вира.

И вдруг ее перебил голос телефонистки междугородной станции:

— Это Г 9-14-32? Берегов Федор Павлович? Вас вызывает Ленинград.

Вира повесила трубку и машинально записала на обрывке газеты телефон, имя и отчество.

Вскоре пришла с работы Наталья Степановна. Она поцеловала дочь в открытый лоб и похвалила новую прическу.

— Так скромнее, — сказала она.

«Опять воспитывает», — вздохнула Вира. Ей стало нестерпимо скучно, и она заторопилась на кухню.

Там она уселась на ящик, сложила на коленях руки и стала смотреть, как Тоня готовила заливное. Вире тоже захотелось приготовить такое блюдо.

— Дай, Тоня, я попробую.

Тоня неохотно отдала ей морковь и нож. Вира вырезала несколько звездочек.

— На, Антонина, — зевая, сказала она домашней работнице, возвращая нож.