Яков Ершов - Журавли над школой

Мы сидели, что говорится, тише воды, ниже травы. Боялись, как бы нас не попросили из дому. А Анна Петровна рассказывала.

Но не хватит ли на сегодня, ребята? Кажется, и так я вас сильно утомил. О том, что мы узнали из рассказа Анны Петровны, напишу в следующий раз. А сейчас я спешу. Осталось пять минут до комсомольского собрания. Ваш Алеша».

«Здравствуйте, Алеша!

От всего класса передаем вам благодарность за ваши письма. А вообще-то мы на вас сердиты. Почему в вашей следопытской папке, где собраны все донесения ребят, и в альбоме «Партизанские связные» ничего не сказано о ваших встречах с Анной Петровной, о полицае и о партизане Павле Любимове? Написано только, как партизан воевал, как бежал из лагеря. А про Анну Петровну только один случай, когда она удачно ушла от погони. О вашем же поиске ни слова. В наказание вам мы решили включить все ваши письма в нашу рукописную книгу «Герои и подвиги». Учительница истории сказала: «Правильно». Так что учтите и пишите теперь поподробнее.

У нас, между прочим, тоже есть новости. Вы помните, мы писали вам о дневнике партизанской связной. Его показали нам в областном партийном архиве. После вашего письма мы сообщили в архив, что, может быть, этот дневник принадлежит Анне Петровне Шумиловой. Работники архива взялись проверить нашу версию. И вот недавно Анна Петровна приезжала к нам. Ее вызывали в партийный архив. И она сразу же узнала свой дневник. Сказала, что сдала его комиссару отряда, когда уходила на последнее задание. А потом комиссар погиб, и, куда делся дневник, она не знала. Работники архива провели сличение почерков и подтвердили, что дневник писала Шумилова. Анна Петровна приходила к нам в школу на слет красных следопытов и много рассказывала. Правда, не о себе, а о других связных.

Такие у нас новости. Пишите. Ждем. Костя и Лида».

«Дорогие ребята Костя и Лида! Вообще-то наш следопытский отчет должен где-то храниться в школе. Но если вы его не нашли, я восполню потерю своими письмами.

Итак, мы сидели за перегородкой в доме Анны Петровны, а она продолжала вспоминать прошлое.

Что же случилось с Рыжей Галкой? Не с нашей одноклассницей и подружкой, а той, давней, связной партизанского отряда. Ее ведь тоже звали Рыжей Галкой. За огненный цвет волос такое дали ей имя, и под этим именем ее знали и в отрядах и успели узнать в гестапо. Ее искали каратели. За ее поимку была обещана награда. В чем же она допустила промашку? И чего надо опасаться ей, Ане Фунтику, чтобы не совершить ошибки и выполнить то, что не удалось сделать Рыжей Галке?

Об этом Аня думала всю дорогу. Она шла на явочную квартиру, которая считалась самой надежной. Все самое трудное было уже позади. Она благополучно миновала полицейские патрули и заставы. На центральной площади, которую нельзя было миновать, у нее проверили документы. Все оказалось в порядке. Ее отпустили.

И вот — последний квартал. Она уже видит дом, в который должна войти, и медленно проходит мимо. Если все благополучно, она сейчас вернется и войдет в дом.

Но что это? Занавески задернуты, и на окне стоит матрешка. Есть такая игрушка. Раскрашенная матрешка. Да, это сигнал. Опасно. Входить нельзя. Что-то произошло. Скорее всего, за квартирой наблюдают. Вон кто-то раздвинул занавески и убрал матрешку. Плохой придумали сигнал. Кто же днем задергивает занавески? Конечно, гестаповцы догадались. Теперь эта квартира вдвойне опасна. Аня, не оглядываясь, прошла до конца квартала и свернула в переулок.

Теперь все осложнилось. Нужно утроить бдительность, быть все время начеку и искать, с кем же еще можно встретиться. У нее были еще явки. И она пошла через весь город на самую дальнюю. Документы у нее все-таки были хорошие. Ее еще два раза останавливали, проверяли и отпускали. Так она благополучно дошла до места. Опять с обычной дотошностью проверила, не следят ли за домом, есть ли сигнал, удостоверяющий, что можно войти. Когда убедилась, что все благополучно, и повернулась, чтобы на этот раз уже войти в дом, из переулка навстречу ей вышел мужчина. Она обернулась. Сзади шли двое. Откуда же они взялись? Наверное, ждали. Да, конечно, ждали. Из калитки напротив выходит еще один.

Ее взяли, едва она вошла во двор. Не помогли и документы. Полицай узнал ее. До войны они жили на одной улице.

— Она и есть Рыжая Галка, — твердил он. — Теперь награда от нас не уйдет.

Подъехала машина. Ее втолкнули. Двое полицаев уселись по бокам. «Вот и все», — думала она. А командир так на нее надеялся. И так боялся, что она попадет в гестапо. Ну, нет. Если она не смогла выполнить задание, то сказать она ничего не скажет. Только бы незаметно уничтожить фотографию, половинку фотографии, зашитую в платье. Ее пароль для встречи.

Она очнулась в темном подвале. Все тело ныло. Малейшее движение вызывало адскую боль. И все-таки она поднялась. Нужно было бороться до конца. Она ощупала себя. Ничего. Кости еще целы. Сохранилась и фотография. Теперь уже нет смысла ее уничтожать. Второй раз обыскивать не будут. Она стала вспоминать, что же с ней было. Ее пытали, били. Требовали рассказать, к кому шла и зачем. Всех вопросов она и не помнит. Главное, что она молчала.

В темноте она не знала, сколько времени прошло. Явился полицай и увел ее на допрос. Допрашивал какой-то важный полицейский чин. Он действовал и угрозами и лаской. Обещал отпустить, если все расскажет, выдаст явки, базы партизанских отрядов. Она молчала. Только смотрела в одну точку как истукан.

Гестаповец допытывался:

— Ты — Рыжая Галка?

Аня вдруг подумала, что своим признанием она облегчит участь Гали. Ее перестанут искать. И она твердила:

— Да, я — Рыжая Галка.

Но теперь гестаповец не верил ей.

— А почему у тебя волосы черные? — хватал он ее за косы.

Измучившись, полицейский чин уехал, приказав двум дюжим полицаям сторожить ее. Полицаи ворчали. Сам поехал обедать, а они мучайся тут третьи сутки без сна. И еда всухомятку, нечем даже горло промочить. Они все же нашли, что поесть и чем «промочить горло». Подкрепившись, уселись на лавке у стены. Ее посадили в середку, чтобы не сбежала.

Так сидели они долго. Полицаи начали клевать носами. Встрепенутся, взглянут ошалело на нее, здесь ли, и опять клюют. Автоматы на коленях, крепко зажаты в руках. Наконец они перестали вздрагивать. Аня скосила глаза на одного, на другого — спят. Подождала еще немножко, встала и пошла к двери. Все тело напряжено. Ноги как деревянные. Сердце готово выскочить из груди. Тихонько скрипнула дверь. Прикрывать ее не стала. В коридоре увидела чьи-то тапки. Надела. Тесноваты. Но не босиком же бежать по улице. Открыла еще одну дверь, спустилась с крыльца и побежала. Скорее, скорее, подальше от этого места. Подальше, подальше. Один поворот, второй… Сгущались сумерки. Она пошла тише.