Леонид Огневский - На другой день

Уходя, Людмила невольно взглянула на сушившуюся на кухне мужскую рубашку. Чья же тогда она? Третьего, о котором Полина почему-нибудь умолчала?

— Вот так и живу, — в это время промолвила та. — В ожидании с лаской. Почему бы и не ждать, ведь то, что было, уже не воротишь, разве только поглядишь на что-нибудь мужнино, повертишь в руках да выстираешь; чтобы не пропылилось насквозь… И поплачешь. Но толку-то, разобраться, от слез.

"Какая ты земная!" — подумала Людмила, держа в своей руке горячую руку Полины и медля со словами прощания.

— Заходите опять.

— Зайду. Обязательно! Я же ваш агитатор.

Была морозная ночь. Под ногами наскрипывал снег, из проулков вырывался и теребил полы пальто ветер, Людмила ничего этого не замечала. Только взбежав на мост, мельком взглянула поверх перил вниз — шумит, бушует река! Потом шла по темным улицам своего предместья и видела только ее — Полину, слышала одно, — как звенит мелодичным колокольчиком ее золотой зуб.

Земная!.. Другие женщины чуть остались без мужей — захирели, состарились, а то превратились в комнатных мечтательниц, влюбленных в кошек, собачек, эта не дает умереть сердцу, эта любит детей — она трижды достойна счастья!

Людмила мысленно произнесла это слово — "счастье" — и снова призналась перед собой, что и у нее надежды на счастье где-то лежат на донышке сердца, что и она, оказывается, подвластна соблазнам, что вряд ли без насилия над собой она вытравит из себя все, все…

Вечером следующего дня Людмила обошла квартиры последнего из пяти домиков, оставалось вернуться в конец улицы и зайти в дом на отшибе, где она два раза не могла достучаться. Живет там, говорили соседи, какой-то специалист с завода безалкогольных напитков, не может же он вечно пропадать на работе. Как его… Она достала из кармана тетрадку и при свете фонаря прочитала написанное в нижней строке: "Иванов, Иван Иванович". Круглый Иван!

На этот раз дверь оказалась незапертой. Отворив ее, Людмила вошла и лицом к лицу столкнулась… с Вадимом. Он был в неизменном полупальто и шляпе — вообще-то, немного странный наряд, — на котике воротника белел еще не растаявший снег, значит, недавно с улицы.

— Удивлены? — рассмеялся он, сверкнув мелкими зубами. ("Зубы грызуна", — подумала Людмила). — Я же говорил вам однажды, что в городе у меня масса друзей, обитатель этой квартиры — первый.

"Ну, друзья, так друзья", — решила Людмила, вынимая из кармана тетрадку.

— А вы раздевайтесь, — предложил Вадим.

— Нет, нет, я же на минуту, мне только сверить по списку.

— Все равно.

— Простите, я так.

— Нет, не прощается, — настаивал Вадим, пытаясь развязать на ее шее пуховый платок. Людмила отвела его руки, и он повернулся, крикнул куда-то за ширму. — Иван Иванович, помогай принимать гостью, она не признает меня за хозяина.

Что за вольности? Людмила присела на табуретку возле стола, сколоченного из неоструганных досок и застланного по-холостяцки газетой. Развернула тетрадь.

В это время вышел из-за ширмы хозяин, высокий, с редкой, насквозь просвечивающей бородой. Неприятным было его обличье. Людмила даже внутренне сжалась. И зачем нестарые люди уродуют себя диким волосом бороды]

— Один из ста тысяч Ивановых, проживающих в СССР, — представил его Вадим, поведя рукой, в которой он держал шляпу. — Год рождения девятьсот семнадцатый, занимаемая должность — химик-аналитик завода безалкогольных напитков, семейное положение… хотя это не заносится в избирательный список… Знакомься, Иван: агитатор Людмила Ивановна, с нашего завода, моя знакомая, спасенная мною однажды…

— Вот, пожалуйста, — прервала его болтовню Людмила, выкладывая на стол паспорт, в паспорте — удостоверение агитатора.

— Это еще что за формальности! — запротестовал Вадим, прикрывая документы ладонью. — Он и так верит, раз подтверждает друг. Кстати, — обернулся он к бородатому, — развернись, Иван, дай гостям что-нибудь выпить, страх, как хочется промочить горло.

— Вы что, товарищ? — суровым напряженным взглядом посмотрела на него Людмила.

— Да я же лимонада прошу. Иван Иванович — специалист по фруктовым напиткам, у него всегда имеется дома что-нибудь прохладительное первого сорта.

— А теперь не жарко, чтобы пить лимонад.

Людмила свернула в трубочку синюю ученическую тетрадь и встала. Но в это время бородатый хозяин вынес из-за ширмы и поставил на стол нераспечатанную бутылку с цветной этикеткой "грушевая", а Вадим вновь принялся упрашивать:

— Ну, стаканчик, ну, полстакана, ради дружбы с избирателями…

— Попробуйте, — предложил и сам бородач. — Понравится.

Его голос показался приветливым, в нем Людмила ощутила человеческое тепло; даже борода после этого перестала пугать. Вот так, с радушием, люди встречают ее в каждой квартире, просят садиться, греть руки у печки, пить чай, зачем же ей пренебрегать вниманием этих двоих? Она приняла из рук Вадима налитый до половины стакан и с удовольствием выпила сладкий, действительно пахнущий грушей, напоминающий лето напиток.

— Спасибо за угощение, до свидания.

— Документы возьмите, Людмила Ивановна, — сорвался с табуретки Вадим. — Еще пригодятся… — Уже на пороге он передал Людмиле паспорт и удостоверение и вышел следом за дверь. — Я вас провожу.

— Зачем? Я должна обойти с десяток квартир, мне некогда с вами разгуливать. Вот сейчас зайду…

— И я. Вашим сопровождающим, ассистентом. — Он взял ее под руку, чтобы помочь спуститься с крыльца. Дальше пришлось обходить на дворе сугробы снега, ящики с углем, какие-то вмерзшие в снег и лед бочки, — рука так и осталась просунутой под локоть Людмилы.

Она не отстранилась от непрошенного провожатого, не сказала резкого слова, она думала. Сперва думала, как неуютен город: во всех дворах, по всем улицам хлам, сор, снег, и все это будет валяться днями, неделями, месяцами; потом — вот живет она много, лет одна, давно не приходилось ни с кем идти под руку, а ведь как приятно пройти с человеком, которого уважаешь, любишь. Сейчас же, с Вадимом… Да, он работает в заводском подсобном, у Михал Михалыча, где-то учился, раз по должности овощевод-агроном, из себя неплох, даже ладный, красивый, но есть в нем что-то пошлое, вороватое. И товарищ его не от мира сего. Людмила вспомнила его просвечивающую бороду, и ей опять сделалось жутко.

— Нет, — сказала она, останавливаясь перед домом, в котором жила Полина, — вы идете, куда вам надо, а я зайду тут к одной избирательнице, она меня ждет.

Людмила думала, что ее спутник заявит: "И я". Тогда пришлось бы отказаться от посещения Полины и, наверно, до самого заводоуправления тащиться с этим человеком вдвоем. Но Вадима будто вдруг подменили, он заявил, что не хочет навязываться, что, если его общество неинтересно, он может уйти. Постоял, как тогда, на вокзальной площади, загадочно улыбаясь (даже ресницы и брови слегка побелил мороз), и пошел в обратную сторону. Шел медленным шагом, крадучись, явно чего-то боясь. "Странный какой-то, — подумала Людмила. — Баламут!"