Леонид Огневский - На другой день

Людмила не успела ответить — зазвенел телефон. "Подольский!" — подумала она и кинулась к телефону, не успев снять пальто.

Звонили из городской конторы Госбанка: четвертого мая, в шесть тридцать вечера совещание главных бухгалтеров, явка обязательна, без опозданий. Людмила медленно положила на рычаг холодную телефонную трубку. Так буднично начинается день, от которого она ждала необычного!

На второй звонок (Людмила копалась в шкафу, разыскивая старые отчеты) отвечала Сима:

— Да, бухгалтерия. Минуточку, сейчас позову.

— Директор? — почти уверенная, спросила Людмила.

— Нет, какая-то из декрета вышла, спрашивает, когда может получить деньги.

— Так начислено же, пусть приходит и получает, если это машинистка из отдела главного механика…

Подольский вызвал к себе только после обеда. Спросил, как с получением денег на капитальное строительство, Людмила ответила — деньги будут, кассир уже в банке.

— Как придет из банка, прошу доложить. Вдруг почему-нибудь не получит, придется ехать самим.

— Больше я не нужна?

— Нет. Хотя… — Он оторвался от бумаг и оглядел ее пристально. Даже засмеялся глазами, всегда суровыми, а теперь вдруг растаявшими. — Да, да, Людмила Ивановна, приходите со сметой на капремонт оборудования к концу занятий, часиков в пять.

— Хорошо, — тихо обронила она, удивленная происшедшей в нем переменой. Даже испугалась этих темных растаявших глаз.

А Подольский, когда она вышла, долго еще смотрел на бесшумно закрывшуюся дверь, и довольная улыбка не сходила с его лица. Наконец-то он дождался — лед тронулся! Правда, характер Людмилы подсказывал ему, что он должен и впредь проявить особую выдержку, не сделать ни одного ложного шага. Ну что же, проявит, не сделает, коли женщина нравится, к тому же нужна. Великое дело для хозяйственника — контакт с государственным контролером!.. Была на первых порах и еще одна трудность: ведь Людмила — жена того самого майора Баскакова… Но в конце концов он махнул рукой, — кому известно о прошлом! Да и что там преступное сделано!?

Где уж было Людмиле, пусть неглупой и строгой женщине, но встречавшей разве таких простаков, как Вадим, быстро разобраться в замыслах человека, который и в кабинете-то своем ее ни разу не задержал больше, чем требовалось по делу. Бдительная в отношении других, даже тех, кто находился на расстоянии и ничего дурного не замышлял, здесь, поблизости, она не замечала, как против нее расставлялись сети.

В коридоре она попыталась было собраться с мыслями, понять, что с нею происходит, но ей помешал Дружинин. Он спускался по лестнице, какой-то до неузнаваемости старый, в больших карих глазах, всегда теплых и добрых, страдание и скорбь. Он же, оказывается, потерял во время войны семью, а теперь его без конца донимают болезни…

— Здравствуйте, — сказала она первая.

— Здравствуйте, Людмила Ивановна. Прослушал ваш четвертый по счету доклад, заключительный, — смело можно ставить пятерку.

— Не новое ли поручение собираетесь дать? — тихо засмеялась Людмила.

— Пока нет, я только говорю, как вы справились с первыми поручениями. Правда… подсчитать бы еще убытки от брака для многотиражки, да так же образно изложить, чтобы в душу человеку запало.

— И скоро надо?

— Не обязательно скоро. У вас же вот-вот подоспеет большая работа по займу, потом — отчет за апрель… — Дружинин окинул свою собеседницу ласковым взглядом. — А вы, Людмила Ивановна, сегодня особенная.

— Какая же? — удивилась она.

— Да весенняя.

Она посмотрела на себя — голубое шелковое платье, новые туфли, чулки-паутинка — и залилась (так с нею случалось редко) краской стыда. Нарядилась, как в праздник! Это и для нее самой было открытием. И по какому поводу?..

— Ну, до свидания, Людмила Ивановна, — не стал задерживать ее Дружинин. — Приветы Марии Николаевны и Галочке. — И торопливо скрылся в приемной директора.

Людмила шагнула к лестнице и снова остановилась. Она не знала, что ей думать и делать, куда идти. Наконец привычным кивком головы убрала с лица нависавшие белокурые волосы и чуть не до крови закусила губу. Никому она не поддастся! Ни Вадимам и ни Подольским! А уж Дружинин-то пусть не замечает, весенняя она или осенняя, он для нее никто!

— Когда ты была маленькая, ты говорила не "слюни", а "плюни".

— Так говорила?

— Так. — Сидя на корточках, Людмила выщипывала из морковной ботвы сорную травку; набрала горсть и кинула в борозду. То же сделала Галя, сидевшая по другую сторону гряды.

— А еще меньше была, мы с тобой ездили за город, огребали картошку, ты испугалась кузнечика.

— Кузнечика? — ахнула Галя. Губы ее раскрылись, обнажив щербинку между нижними передними зубками, — выпал первый молочный. — Он был сильно-сильно большой?

— Нет, Галочка, — засмеялась мать, — ты была сильно маленькая. Ты и говорить тогда еще не умела. Мы с бабушкой оставили тебя под кустом, на одеяле, кузнечик и подобрался к тебе. Да ка-ак прыгнет, затрещит! Ты и взвизгнула на все поле.

Галочка лукаво прищурилась.

— Я, наверно, думала тогда — самолет, хочет разбомбить меня.

— Ты сейчас это придумала, детка. Ведь правда?

— Ага.

"Уже большая, — подумала Людмила, — все понимает. Еще годик и — пойдет в школу, там окончит десять классов и, может быть, поступит в финансовый институт. Вот так и жить, следить за ее ростом, радоваться каждому новому слову, которое она произнесет, каждой мысли, созревшей в ее сознании".

В полдень они допололи морковь и встали. Людмила потрогала онемевшие в коленях ноги — пощипала надавленное колено с налипшими травинками и Галочка. Отряхнулись и пошли к дому.

Людмила осторожно ступала по гладкой тропинке, с неохотой, медленно отрывая от прогретой солнцем земли босые ноги. Ласкающее тепло как бы притягивало ступни, от ступней шло по ногам, разливалось по всему телу. Лицо и шею обволакивал ветерок, тоже теплый, ласкающий, — лето… А ранетки и яблоньки перед домом успели вытянуться, раздались вширь, только в их тени и держалась еще влажная утренняя прохлада. Еще месяц-два, и согнутся ветви под тяжестью багряных плодов, потом наступит зима, обложит деревья сугробами, потом — снова цветение… Конечно, так и жить, наблюдать за сменой времен года, наслаждаться теплом лета и радоваться бодрящему холодку зимы. Над головой — синее небо, рядышком — Галя… И Людмила пожалела, что коротка теплая тропка, хотя и тянулась через весь сад-огород.

После обеда она сводила дочь на "Золотой ключик" в кино. Перед вечером все трое (Мария Николаевна третья) играли в лото. Спать Галочка запросилась вместе с матерью, Людмила и в этом не отказала — пусть девочка будет рядом и ночью.

Так и жила с майских праздников: только дочерью, Галей.