Ходжанепес Меляев - Беркуты Каракумов [романы, повести]

— Кейик! — крикнула Джовхар, обернувшись к прикрытой кухонной двери.

На пороге появилась девочка лет двенадцати с двумя тоненькими, падающими на грудь косичками.

— Чем занимаешься? — строго спросила у нее Джовхар.

— Посуду мою.

— За целый день не могла вымыть? Как будто тебе руки кто связывал. Уведи их отсюда! Поговорить не дают.

Кейик подхватила на руки младшую девочку, а старшую повела, легонько подталкивая в спину. Когда дети скрылись в смежной комнате, Джовхар вынула из-под цветочной вазы телеграмму и додала мужу:

— Свекровь скончалась.

— Да что ты!.. — подскочил Сапалы и выхватил телеграмму.

"Сапалы, срочно приезжай. Умерла мать. Вепалы".

— Недавно принесли, перед твоим приходом, — сказала Джовхар. — Пусть пухом ей будет земля. Умерла, бедняжка, среди своих песков, так и не познав никаких радостей. Ужин подавать?

— Ночью самолеты туда не летают, — проговорил Сапалы, тупо глядя перед собой. — Придется утром упрашивать, чтобы взяли в самолет экспедиции. А возьмут ли? У них вечно оборудовании набито битком…

— А не поехать ли тебе в машине, как в прошлом году? Позвони своему знакомому директору автобазы. Привезешь ему пару каракулевых шкурок на шапку.

— Да, действительно… Ты, пожалуй, права. — Сапалы вынул из ящика письменного стола блокнот и стал торопливо перелистывать, отыскивая нужный телефонный номер. Затем бросился в соседнюю комнату, где находился телефон.

Пока он звонил, Джовхар принесла румяные поджаристые лепешки, поставила на стол две кясы с наваристым бульоном, на отдельном блюде — куски жирного мяса, приправленные чесночным соусом, и бутылку ашхабадского коньяка.

— Ну и как? — поинтересовалась она.

— Порядок. К счастью, он оказался дома. "По такому случаю разве можно отказывать, — говорит. — Тем более завтра все равно в те места едет машина". Пообещал, что утром за мной заедут.

— Видишь, как прекрасно все устроилось. Что бы ты без меня делал? Садись, ноешь… Вот таких людей стоит хоть иногда приглашать к себе в гости. А к нам приходят водку жрать те, от кого ты и капли пользы не имеешь.

Джовхар села напротив мужа, палила в его рюмку коньяка.

— Не огорчайся. Свекровь хорошо пожила на этом свете. Почти восемьдесят лет. В такие годы, если за тобою некому присматривать, жизнь становится мукой. А от твоего брата Вепалы много ли проку? Все на пастбище да на пастбище… — Джовхар замялась. Она хотела что-то сказать, да не знала, как перевести разговор в нужное русло. Наконец решилась: — Знаешь, о чем я хочу тебя попросить?.. Если у свекрови осталось немного верблюжьей шерсти, прихвати с собой. Сделаем пару теплых одеял…

Сапалы поморщился, как от зубной боли:

— До шерсти ли мне сейчас…

— Ты же сам все время ноешь! То там у тебя колет, то здесь саднит. А верблюжья шерсть — лучшее средство при радикулите.

Сапалы выпил коньяк и опять наполнил рюмку. Джовхар монотонно продолжала:

— И потом… Когда я была у нее — сколько прошло, два года? — я видела, в углу большой сундук. Я ее попросила открыть и показать, что там лежит, а она не захотела. "Ой, милая, да что там может быть!" Но там много чего может быть. Ведь ваши предки были не из бедных. И соседки мне по секрету сказали, что у твоей матушки полным-полно всяких серебряных украшений. А она, хоть я и жена ее любимого младшего сына, даже для приличия не подарила мне ни одной безделушки, да будет пухом земля ей, старой. Я-то знаю, она все берегла для своего бесценного Вепалы, ждала, когда он во второй раз женится. И на тебе, дождалась. Все осталось. Все прахом может пойти. Теперь, по обычаю, раздадут все ишанам да муллам, которые придут на поминки. Ты хоть поумнее будь, не разрешай Вепалы раздаривать все. Строго-настрого скажи: мол, это память от мамы, не трогайте сундук!..

Сапалы осушил вторую рюмку. И медленно жевал, слушая жену. Тревога ее передалась и ему. Как бы старший брат не наделал глупостей, не раздал до его приезда все ценные вещи. У матери в самом деле должно остаться немало старинных украшений. Помнится, когда Сапалы был еще совсем маленький, она часто надевала их, стоя перед зеркалом. Мать была молодой, стройной, и брошки, браслеты причудливой чеканки, с рубиновыми каменьями, серьги, нагрудные подвески из монет очень шли ей. Все на ней загадочно сверкало, и было так красиво, что глаз не оторвешь. Да, много лет с тех пор прошло, немудрено, что он давно позабыл о тех ожерельях. Не напомни Джовхар, и не вспомнил бы. А сейчас все в памяти всплыло как цветной сон. "В самом деле, где они сейчас, эти украшения?.. Если даже отдала в свое время жене Вепалы, так ведь та тоже умерла. Наверно, опять припрятала…"

Жена Вепалы умерла пять лет назад от укуса змеи. Собирала топливо в лощине между барханов и не заметила дремавшую под сухими саксауловыми ветками кобру. Та и ужалила ее в руку. Бедняжка не успела до дому добежать. И осталась семилетняя Кейик без матери. Сапалы и Джовхар взяли девочку к себе. Легко ли, мол, ребенку без женской, без материнской ласки. Да и отца она не больно часто видела. Вепалы месяцами пропадает в пустыне, пасет овец. Вот и пожалели они девочку, уговорили Вепалы отпустить ребенка в город. Правда, долго не пришлось уговаривать. Хоть и тугодум, а уразумел сразу, что дочке будет получше в доме младшего брата.

Хоть и мала еще была первоклассница Кейик, а уже умела неплохо хозяйничать, помогала Джовхар управляться с домашними делами. И за детьми присматривала. Даже пеленки стирала. А через год она научилась готовить и нехитрые блюда. Смышленая девочка, очень смышленая. А может, и правда, что сельские дети привыкают к труду раньше, чем городские?..

Вепалы остался там, где и жил; можно сказать, в самой середке Каракумов. И мать до своего последнего часа жила при нем. Правда, это считается только, что при нем. А на самом деле жила старушка одна. Ведь сын круглый год все в песках да в песках. Редко когда удавалось ому оставить скот на чолуков и на день-другой сбегать в аул, чтобы проведать матушку.

Пока Сапалы сидел, подперев щеку рукой, и предавался воспоминаниям, устремив невидящий взгляд да полуопорожненную бутылку, Джовхар трижды налила в пиалу чаю из большого фарфорового чайника и вылила обратно — так чай лучше заваривается и дух становится гуще. Придвинула пиалу с чаем к мужу, гадая, сказать или не сказать еще кое-что. А это "кое-что" было самое главное. Поэтому стоит хорошенько подумать, прежде чем рот открыть. Она и себе налила чаю, отхлебнула и заговорила проникновенным голосом, сделав вид, будто только что вспомнила:

— Да, дорогой, вот о чем я еще думаю… Не знаю, право, как ты на это посмотришь… В глаза тебе люди, может, и не скажут, а за глаза осудят: сам, мол, в столице живет, в машине разъезжает, а старший брат в одиночестве прозябает, и в стужу, и в жару среди песков овец пасет. Непременно станут так говорить. И, чего доброго, всю вину на меня свалят. Скажут: "Конечно, если бы от Сапалы зависело, он бы разве не отвел родному брату в своем доме угол; но эта змея, что рядом с ним, не хочет позаботиться о Вепалы". А подумать, ведь и правда — жалко, что ли, для него хлеба кусок? Поможем ему подыскать хороший участок где-нибудь поблизости. Денег у него, наверное, куры не клюют. Куда ему их тратить, живя в пустыне… Я думаю, Вепалы будет только рад, если ему представится возможность жить рядом с единственной дочкой. Когда поедешь, скажи ему: "Хватит тебе скитаться по пустыне. Хватит нам, двум родным людям, жить в разных концах земли. Перебирайся-ка к нам, в город. Ныло бы здоровье, а те пятьдесят голов овец, которые ты имеешь, всегда найдутся". Поговори-ка с ним об этом.