Ходжанепес Меляев - Беркуты Каракумов [романы, повести]

— Просто она поняла, что здесь нету того, кого она ищет.

— Ха-ха-ха-а!.. А может, и правда с милым рай и в шалаше, — а, Сапа-джан?

— И все же лучше вместо шалаша иметь дворец, не правда ли?

— Хи-хи… Представляешь, как мы скоро заживем! Ух-х ты-ы!..

Заметив, что муж после выпитого стал вялым, лицо его раскраснелось, а глаза маслянисто блестят, Джовхар разобрала постель и предложила ему прилечь, чтобы хорошенько отдохнуть перед дорогой. Сапалы освежился под душем и отправился в спальню. А Джовхар, тихонько напевая, стала укладывать его вещи. С запасом белья положила в рюкзак шерстяной свитер и теплые носки — ведь ночи в пустыне уже стали холодными. И про носовые платки не забыла, даже побрызгала их духами. Завернула в целлофан две большие лепешки с жареным мясом. Сунула в кармашек рюкзака несколько коробок спичек и четыре пачки зеленого чая.

Выключив в зале свет, Джовхар, неслышно ступая по ковру, зашла в спальню. На тумбочке возле софы горел красный ночник. Сапалы сладко посапывал, по-детски подложив под щеку обе ладони. А Джовхар надеялась, что он ждет ее с нетерпением, нервничая, что она задерживается. Она скинула халат на пол и, укладываясь с мужем рядом, нарочно постаралась, чтобы он проснулся. А он, что-то невнятно пробормотав, отодвинулся. Жена засмеялась, прижалась к нему горячим боком. И когда он приподнял голову, она, поглаживая свои белые налитые груди, сказала:

— Думаешь, почему наша соседка не рожает? Считаешь, она виновата? А по-моему, муженек ее всему причиной.

Сапалы лень было пошевелить языком. Его совершенно не занимала проблема рождаемости в семье соседа, и он снова стал равномерно посвистывать носом. Джовхар озлилась. Уже не в силах унять во всем теле тихую дрожь и еще крепче сжимая руками груди, она заметила:

— А я читала в одной книжке про Чингисхана. Он, как только, завоевывал новый город, первым делом повелевал доставить ему сорок самых красивых девушек. И в одну ночь лишал их всех невинности… Интересно, правда это?.. Теперь, наверное, нет таких мужчин…

Сапалы уже спал, похрапывая, раздувая щеки. Джовхар резко отвернулась от него, заскрипев пружинами софы, и проворчала:

— Когда кобыла помашет хвостом, мерин все разумеет, а ты уже стал хуже всякой скотины… Ладно, ладно, Сапа-джан, ты уж меня прости, если забыла что-то положить тебе в дорогу. Проверишь сам.

До рассвета еще оставалось не менее двух часов, когда у ворот засигналило такси. Сапалы еще с вечера предусмотрительно заказал машину, чтобы, не теряя времени, добраться до Селима, загрузить во дворе у него верблюда и до зари, по прохладе, отправиться в путь.

— По-моему, я все уложила. Кроме ружья. Ружье возьми сам. Я боюсь даже притрагиваться к этой штуке…

У калитки Джовхар поцеловала мужа в щеку, на мгновенье прижалась к нему и, тихонечко оттолкнув, пожелала благополучного возвращения.

На западе багрово полыхал край неба. А с востока бесшумно наплывала тьма. День угас уже, а ночь еще не наступила. Но на это краткое мгновенье в пустыне оживала природа. Где-то высоко-высоко переливчато зажурчал невидимый жаворонок. По бархану юрко бегали от норы к норе суслики. А вот и жук-скарабей. Циркач, и только! Сделал стойку на передних лапах и пятится, перекатывая задними лапками огромный комок навоза… Появился и муравей невесть откуда. Тащит что-то раза в четыре больше себя. Что же он несет такое? Хлебную крошку. Видимо, подобрал на том месте, где утром Сапалы пил чай. Ого, какой путь отмахал! Торопится.

Вдруг возник на его пути другой муравей, большой и нахальный. Они замерли друг против дружки, шевеля усиками, видимо разговаривая на своем языке. Нет, не договорились. Здоровяк схватил крошку и поволок ее в другую сторону вместе с хозяином. А тот упирался, цеплялся лапками за землю, всячески противясь такой несправедливости. И у налетчика в конце концов силы, кажется, иссякли. Ему стало невмочь тащить добычу и заодно хозяина.

Тут случилось непредвиденное. Надвинулся жук-скарабей, спокойно перехватил крошку, наклеив ее к своему шарику, и как ни в чем не бывало продолжал путь. Муравьи, оставшись ни с чем, заметались. То и дело натыкались друг на друга и замирали, пошевеливая усами: ругались, наверное, виня один другого в случившемся. Сапалы их стало жаль. Но в нынешнем своем положении он не мог ничем помочь. Сейчас он сам был слабее этих насекомых.

На вершину потемневшего холма бесшумно, как тень, опустился огромный гриф. Издавая негромкие хрипловатые звуки, он когтистой лапой почесал у себя под брюхом. Затем расправил гигантские крылья, опустил их концы на песок, пригнул голову и нацелил пронзительный взгляд на верблюда и неподвижного Сапалы. "Неужели думает, что я мертв?.. Кыш, кыш, стервятник!.." Сапалы хотел крикнуть, чтобы спугнуть его, но пересохшее горло лишь царапнула боль, а голоса своего он не услышал.

С заходом солнца на землю пала резкая прохлада. И Сапалы уснул. А может, впал в забытье. Он так ослаб и его сознание так притупилось, что исчезла разница между сном и забытьем. Через некоторое время придя в себя, он на миг сообразил, что с ним и где он. Попытался встать, и лишь тогда, словно медленно проступая сквозь туман, в его сознании ожила действительность. Наверное, уже за полночь? Почему же все еще никто не набрел на него?..

Вовсю растрезвонились цикады, радуясь ночной благодати. Опрокинутый черный котел неба полон звезд. В лощине между барханами тьма, хоть глаз выколи. И по темной земле рассыпаны монеты. Круглые. И лучатся как звезды. Вот и кувшин валяется.

Шумно сопел носом верблюд; то и дело отрыгивая, пережевывал жвачку. "У-ух, тварь! Неужели эти звери не спят? Лошади, кажется, спят стоя. А как, интересно, спят верблюды?.. Не попытаться ли выбраться из-под него, когда он уснет? Мне бы только до хурджуна добежать. Вон он, лежит, хурджун. И ружье торчит из него. Заряженное. Мне бы только до хурджуна…"

Около полудня Сапалы повстречалась отара овец. Животные разбрелись по низинке среди барханов и спокойно паслись, издали напоминая разбросанный серо-черный гравий. И ведь щипали что-то, отыскивали себе пропитание, тогда как Сапалы казалось, что ни травинки нигде нет. Он подумал, что отара оставлена без присмотра, но в ту же минуту увидел поодаль на вершине бархана человека, который, сидя на корточках, копался в моторе мотоцикла. Сапалы поворотил верблюда в его сторону. Чабан заметил его и поднялся, всматриваясь из-под руки. Он был в лохматом тельпеке, чекмене и поначалу показался Сапалы пожилым человеком. Вытирая тряпкой руки, он направился навстречу путнику.

— Салам алейкум, яшули!

Чтобы обменяться рукопожатием, Сапалы пришлось низко наклониться с верблюда, держась за передний горб.