Франтишек Гечко - Святая тьма

Фарар морщил лоб, пожимал плечами, но в конце концов решил прекратить эти излияния:

— Это, пожалуй, слишком высокая материя для вас, дорогой Венделин.

— Какая она там есть, я не знаю, — неразумно настаивал на своем железнодорожник, — но так избить людей, как это сделали Золо, сыночек нашего нотариуса, Игнац Ременар и Каринечко Чечевичка, — это не по-христиански…

Фарар взвесил в руке бутыль, в которой оставалось еще немного вина, взболтнул его и налил Кламо. Ему не нравились слишком резкие суждения. Он считал их гораздо большей дерзостью, чем насилие, содеянное над евреями. Без сомнения, на старого, всегда кроткого железнодорожника вредно влияет его зять Ян Иванчик, которого в Дубниках считают отличным учителем, прекрасным музыкантом, но безусловно неблагонадежным гражданином.

— Вчера, например, — сказал фарар, — у Гитлера был этот… как его… день рожденья. Городской спортивный зал разукрасили, собрался народ, подготовили выступления… И вдруг ваш зять, учитель Иванчик, всегда такой аккуратный, вышел дирижировать хором, одетый, словно сезонник: гольфы, как у чешского бродяги, рваный пиджак, башмаки — будто в футбол играть собрался. Вид самый что ни на есть неприличный! В зале, конечно, хохот. Упаси нас господи, но последствия могут быть самые скверные. Вы бы, пан Кламо, объяснили ему, предостерегли, а то ведь одно дело — думать про себя, а другое — публично вытворять такие штуки.

— Да, да, надо про себя! — захохотал капеллан и выдул остатки вина прямо из бутыли.

После такого замечания Кламо счел за благо поскорее откланяться. Когда он был уже на улице, в приходском доме отворилось окно и высунулась седая голова фарара:

— Не могли бы вы заскочить к этому… Бонавентуре Клчованицкому и сказать, что я прошу его запрягать поскорее быков и помочь нам… привезти вино? Что я еще хотел? Ага, это, как его… Загляните еще к Йозефу Дучеле и скажите, чтоб поторопился…

— Ладно, сделаю, пан фарар, — угрюмо ответил старик. Его хорошее настроение как рукой сняло. Теперь он понял, почему сегодня утром молодой Конипасек так нагло высказался насчет Иванчика.

И все время, пока Венделин спускался на велосипеде вниз по Простредней улице, он сочинял про себя речь, с которой обратится к своему зятю. Доехав до конца улицы, Кламо повернул на Костельную, где напротив огромного костела жил Бонавентура Клчованицкий.

Крестьянин, виноградарь и шинкарь в одном лице, он был уже настолько богат, что мог не считаться с другими, но еще настолько беден, что вместе с семьей должен был трудиться не покладая рук. Было известно, что родился он на месяц-два раньше, чем это принято у приличных людей, и потому при крещении наречен был именем такого малоизвестного святого. В действительности же Бонавентура Клчованицкий стоял гораздо ближе к черту, чем к святым. Зато его семья — жена Схоластика, сыновья Пиус и Доибоско, дочери Перепетуя и Олимпия — отличалась редкой святостью. Дом Бонавентуры Клчованицкого был низкий и нескладный, крыша осела от старости и почернела, но зато в доме этом шумели дети, в хлевах мычала скотина, в подвалах сгрудились бочки с вином, а на дворе скопилось столько навоза, что ни пройти, ни проехать.

Над входом в дом Бонавентуры висел пучок соломы [7] Пучок соломы у входа в дом означает, что хозяин держит шинок. — Прим. ред. . Обычно пили в первой комнате, куда был ход прямо из сеней. Если же посетителей набиралось слишком много, то в теплые дни и ночи располагались прямо во дворе.

В дверях Кламо остановился. В конце концов, любой посетитель шинка, прежде чем войти, вправе послушать, что творится внутри, — никому не охота якшаться с дурной компанией. Железнодорожник и не предполагал, что ранним утром застанет в шинке такое изысканное общество, но пискливый голос Бонавентуры подтверждал, что здесь уже собрались местные политиканы.

— Я, господа, до этих зубодеров даже не дотронулся, я их не бил и ничего у них не брал. У меня, слава богу, зубы в порядке, а в голове свои заботы. Вы спросите стражей общественного порядка, пан пиарист, кто убийца и кто грабитель!

— Я ничего не знаю, — отрезал чей-то знакомый голос.

— А я хоть и знаю, да сказать не могу, — добавил другой.

— Вы только послушайте! Вот это здорово: один не знает, а другой знает, да сказать не может! Хороши блюстители закона! — визгливо захохотал шинкарь.

Венделин Кламо удивился — вот, оказывается, кто собрался в такую рань промочить горло: жандарм, пиаристский патер с фиолетовым носом, городской полицейский, он же глашатай, и приходский винодел Йозеф Дучела.

Кламо наконец отворил дверь и обратился к виноделу:

— Хорошо, что я тебя отыскал. Беги к фарару, не то тебе влетит!

Дучела добросовестно трудился на приходских виноградниках, но был таким пьяницей, что о погребах приходилось заботиться самому фарару. Капеллану их тоже нельзя было доверить.

— А что, наш приход горит? — поинтересовался шинкарь.

— В том-то и дело, что горит. И загасить его можно только вином. Быстрей запрягай быков, будешь возить фараровы бочки! — приказал железнодорожник.

— Кому же это наш отче уже успел сбагрить вино, что ему так срочно понадобились быки и телега? — удивился Бонавентура Клчованицкий.

— Да не продавал он вино. Оно ему из Италии прибыло.

— Откуда? — чуть не свалился со стула шинкарь. Он налил себе стакан вина и от огорчения опорожнил его одним духом.

Дучела между тем уже выскочил из шинка.

— А платить кто будет? Господь бог? — завопил ему вслед Бонавентура. Но винодел даже не оглянулся. Расстроенный шинкарь отвел Кламо к свободному столику.

— Что будешь пить, Венделько?

Вместо ответа старик не без ехидства сообщил:

— И Киприан Светкович получил из Италии целый вагон вина.

— Чтоб его разорвало, — вспылил шинкарь. Гнев исказил его багровую физиономию. — Ну да ладно, и у меня есть рислинг и сильван — выбирай, что хочешь!

— За рислинг сколько берешь? — Кламо принялся рыться в карманах.

— Сегодня даром, комиссар приказал налить тебе триста граммов. Записку прислал с Кнехтом.

— Это мне нравится, — обрадовался Кламо. — Значит, не зря носил я Светковичу уведомление.

— А мне как раз наоборот — не нравится, — отрезал Бонавентура, возмущенный тем, что дубницкие богатеи наживаются больше, чем он. — До нынешнего дня вино из Дубников только вывозили, и мы этим гордились. А теперь его ввозят нам на позор. Я, правда, по свету не шатался, — повернулся он к жандарму и пиаристу, — но мне хорошо известно, какое вино у фарара и у комиссара — дрянь и больше ничего!

— Да, когда-то у нас продавали только то винцо, что нам сам господь посылал, — со вкусом потягивая рислинг, проговорил Кламо, — это было настоящее вино, как у тебя, не то, что продают эти оптовые торговцы.