Франтишек Гечко - Святая тьма

— Причина болезни ребенка в нерегулярном кормлении.

Бабка Анульки во всем обвинила дубницкого доктора, и врач охотно поддержал ее.

— Старый осел! — заключил он.

Но тут же, стараясь сгладить свою резкость, накинулся на Цильку:

— А вы, молодая пани, не попадайтесь мне на глаза, если я узнаю, что вы кормите малышку чаще, чем через четыре часа!

Цилька успокоилась, но Вильма, желая полностью использовать свои пятьдесят крон, решила выяснить у врача все, что только можно.

— Не могло ли у моей дочери испортиться молоко, — спросила старуха. — Ведь она за последнее время так намучилась с мужем.

— Ах, матушка! Что вы говорите! — вспыхнула Цилька.

Врач, однако, подтвердил, что такие случаи бывают, и закончил прием обычным наставлением:

— Спокойна мать — спокойно дитя!

По дороге домой Анулька вела себя сначала на удивление тихо, но потом снова начала беспокоиться и ворочаться — без сомнения, чего-то требовала. Однако Цилька покормила ее уже дома и только тогда, когда истекли положенные четыре часа и малышка от голода тянула пальчики в рот. Насосавшись, она поворочалась и неожиданно для всех уснула. Уснула! Все один за другим на цыпочках вышли из комнаты. Цилька, открыв окна, также осторожно вышла вслед за остальными. Ее встретили улыбки и вопросительные взгляды.

— Спит, — сказала она.

Раздался общий вздох облегчения.

Неожиданно в кухне появилась Вероника Амзлерова.

Ее встретили, как самого близкого человека. Веронику здесь любили, и никогда не сомневались в ее доброжелательном отношении к семье Кламо.

— Пришла узнать, как маленькая.

— Спит, — сказала Вильма Кламова.

— Вот и хорошо! — Хозяйка ларька села на дубовый стул, который придвинул ей Венделин Кламо. — Перекормили вы ее, что ли?

— А ты откуда знаешь?

— Ох, женщины! Что же еще может случиться с такой крошкой! Вот разве зубки… Ну, что вы скажете о войне?

Все переглянулись. Заботы об Анульке вытеснили остальное. Только теперь они вспомнили о том, какая война обрушилась на мир.

— Да мне и подумать о ней в этой суматохе не пришлось, — ответила Вильма Кламова.

— Наши-то на это траз по увольнительной не приехали, — сказала Вероника, — а ведь прежде ездили каждое воскресенье!.. Тебе бы в казармы заглянуть, раз уж была в Братиславе, — кто знает, там ли они еще!

— А где же им быть?.. Думаешь, их пошлют?..

— А как же! — удивилась Вероника, видя, что Виль-ма до сих пор не осознала полностью, какая судьба уготована ее сыну. — А для чего, ты думаешь, мы немцам нужны? Еще как воевать будем!

— Иисусе, Мария! — воскликнула Цилька.

— Я тесто поставила. И ты что-нибудь испеки, Вильма. Утром муж поедет к нашему малому, захватит и твоему Винценту. На дорогу бедняжкам… Я прямо места себе не нахожу — то плачу, то ругаюсь!

— Если бы у нас на станции один человек согласился заменить меня, и я бы съездил, — Венделин Кламо вытер глаза клетчатым платком. — Отвез бы им бутылочку вина!

— Игнац Ременар не пойдет на это, даже если ты встанешь перед ним на колени, — рассердилась Вильма при одной мысли, что ее муж может так унизиться.

— Что я еще хотела сказать?.. Да, слушай, Вильма, и ты, Вендель, тоже! Схоластика Клчованицкая болтает, будто вы подстрекаете вашего Винцента соблазнить ее Перепетую!.. Будто точите зубы на их виноградник… Я, говорит, лучше своими руками удавлю девку…

Схоластика Клчованицкая оказалась легка на помине — именно в этот момент она ввалилась в кухню!

Кламовы и Иванчик окаменели.

Новая гостья никак не ожидала встретить здесь Веронику Амзлерову — единственного человека, которого она побаивалась. Всем было известно, что у толстухи язык как бритва.

— Эге, мы тут о волке, а волк за гумном! — весело вскричала хозяйка ларька. — А я рассказываю Кламовым, какую сплетню ты пустила по Дубникам! Будто они велят своему сыну увиваться за твоей дочкой… Ну как, Схоластика, правда это?

— Правда, Вероника, — не смутилась председательница Ассоциации католических женщин, усаживаясь на стул, который принес ей Тонько. — Но я пришла по другому делу.

— Значит, не из-за "ягодки, которая созрела не для нищего"? — удивленно пропела Вероника.

— С тобой мне вообще не о чем говорить.

— Смотри, не прокисла бы твоя сладкая ягодка, Схоластика, — твердо и холодно проговорила Вильма Кламова. — Приглядывай за ней хорошенько! Как бы не пришлось тебе самой предлагать ее какому-нибудь нищему. Запомни это!

Но председательница не обращала внимания на подобные колкости, когда речь шла о святом деле.

— Я пришла насчет вашего Тонько. Завтра утром муж едет в Трнаву с Донбоско и может прихватить Тонько. Пусть отцы-иезуиты поглядят на ребят.

— Я не поеду, — хмуро заявил Тонько.

— Ты посмотри, Вильма, как он злобно глядит на меня!

— Да ведь ты же его обидеть хочешь, — объяснила Вероника.

— Тонько! — прикрикнула Вильма.

— Нет, наш Тонько окончит в Дубинках школу, а потом будет ездить в Братиславу в промышленное училище, — сказал Ян Иванчик то, что должен был сказать, но не сказал отец Тонько.

— Так будет лучше, — поддержала мужа Цилька.

Тонько спрятался за спину зятя, чтобы чувствовать себя в большей безопасности. Он решил, что теперь все обойдется. Но мать его была другого мнения.

— Ты пойдешь туда, куда я тебе прикажу, — Вильма схватила сына за руку. — А вы, — обернулась она к дочери и зятю, — когда заимеете своего сына, может посылать его в промышленное училище.

— Я не хочу быть священником! — заплакал мальчик.

— И правильно, Тонько, — Вероника Амзлерова встала со стула. — Пусть отдают сыновей в священники те, у кого на совести много грехов!.. Клчованицкий Пиус будет салезиаицем, Клчованицкий Донбоско — иезуитом, вот они вдвоем и замолят всю подлость родителей… Тьфу!

Хозяйка ларька сплюнула, буркнула "прощайте" и вышла из кухни. Ей было тошно смотреть, как ребенка вербуют в монастырь.

— Ну и свинья! — облегчила свою душу Схоластика.

— Я в Трнаву не поеду, так и знайте, а отвезете — все равно убегу, вам же будет стыдно, — заявил Тонько.

Вильма, как дикая кошка, кинулась к своевольному мальчишке и стала лупить его по лицу, по голове — где попало.

— Не бейте его! — умоляла Цилька.

— Не бей хоть по голове! — простонал Венделин Кламо.

Когда буря утихла, Ян Иванчик обратился к святошам:

— Интересно, что сказал бы праведный господь бог, увидев, как мать избивает сына только за то, что тот не хочет идти в монастырь.

— Пусть не поминает имя божие тот, кто в него не верит, — отрезала председательница тоном старого каноника.

У Тонько шла из носу кровь. Он размазывал ее по лицу и жалобно причитал:

— Не от-да-вайте меня в монастырь, лучше убейте до-о-ма!