Франтишек Гечко - Святая тьма

— Ну и дождь был сегодня ночью!

Однако дождь меньше всего занимал учителей, в том числе и самого Михала Лужака. Ни у кого из них не было ни садов, которым дождь мог быть полезен, ни посевов, которым он мог повредить.

— Дождь, дождь! Скажи лучше, что ты думаешь об этой войне? — накинулся на директора Иванчик.

— Я политикой не занимаюсь.

Иванчик нахмурился.

— Так говорят, когда не хотят ответить.

— А что вы, молодые, хотите услышать от меня, старика? Как я в восемнадцатом году вырывал из учебников портреты императоров Франца Иосифа Первого и Карла, кажется, Второго? Или как я в тридцать девятом снова вырывал из учебников портреты президентов Масарика и Бенеша? По правде говоря, я рад, что больше ничего не надо вырывать.

Иванчик усмехнулся.

— Ты, значит, думаешь, что больше ничьих портретов не придется вырывать из учебников?

Цилька с некоторым опозданием наступила мужу на ногу.

Фарара война занимала постольку, поскольку он надеялся на прибыли от поставок дорогого вина. А так как он был из тех, кто при вязке снопов подбирает каждый колосок, то он обучал детей закону божию, хотя это давало ему сущие пустяки.

Так как фарар захотел перенести свои уроки на утро, расписание изменили. Цилька обрадовалась: теперь она сможет в перерыв забегать домой покормить Анульку, и бабке не надо будет таскаться с коляской в школу.

Учителя разошлись по классам. Иванчиковы замедлили шаги, чтобы хоть минутку побыть наедине. Из первого класса доносилось пение школьников:

Услышав, как фарар отбивает указкой такт по кафедре, Ян сказал:

— Это похоже на галеры — рабы гребут, а надсмотрщик отбивает такт.

— Что тебе до всего этого, Янко! Анулька проснулась совсем здоровенькая, хорошо поела, и я так рада…

На Цильке была белая блузка и синяя юбка в складку. Волосы ее отливали бронзой. Такой Ян знал ее еще до замужества.

В Цилькином классе поднялся шум — третьеклассники буквально ходили на головах.

Ян лукаво посмотрел на жену:

— Ну-ка, скажи, чьи это стихи?

Цилька даже покраснела от радости — эти стихи были когда-то записаны в ее девичьей тетрадке, и она радовалась, что Ян помнит их наизусть. Притянув мужа к себе, Цилька быстро поцеловала его в губы. Потом шепнула на ухо:

— Пусть сегодняшний вечер будет нашим!

Стоя перед дверью класса, за которой она скрылась, Ян без конца повторял:

— Милая, милая, милая!

Пятиклассники встретили своего учителя, как солдаты: встали, помолились, сели.

— Пан учитель, вы знаете, война началась, — неожиданно сказал один из мальчиков.

— Знаю, ребята, но сейчас у нас грамматика.

Мальчишки были разочарованы. Им так хотелось услышать, что скажет о войне учитель. Но он, как видно, не был расположен говорить на эту тему. Тогда они сами заговорили наперебой:

— Немцы напали на русских!

— По радио передавали, что фронт тянется от Северного моря до Черного.

— Две тысячи километров!

— Знаю, все знаю, ребята, но ведь я вам задавал по грамматике совсем другое. Кто мне расскажет, что было задано на дом?

Но вместо ответа прозвучал тоненький, совсем еще детский голосок:

— Скажите, пожалуйста, пан учитель, а кто победит?

Яну надоело уклоняться от ответа. Он поднял голову от журнала и увидел на шкафу глобус. Достав его, он позвал ребят:

— Подите-ка сюда!

Мальчишки моментально выскочили из-за парт и обступили учителя.

— Вот видите это небольшое пространство? — Ребята вытянули шеи. — Вот здесь, где мой палец, — это Германия.

— Такая маленькая? — удивились некоторые.

— А вот отсюда и досюда — видите?

— Видим!

— Все это, что я прикрыл ладонью, — Советский Союз. Вот так ребята!

Мальчики сами вернулись на свои места: они все поняли.

Учитель поставил глобус на место и перешел к грамматике.

Через несколько минут кто-то постучал в дверь класса. Вошел директор Михал Лужак. Он кивнул ребятам, чтобы они не вставали.

— Извините, коллега, что помешал вам… Можно вас на минуту…

Яна поразило, что директор обратился к нему на "вы" — они всегда говорили друг другу "ты".

В коридоре стояли двое незнакомцев: один щуплый, молодой, с интеллигентным лицом, другой постарше, дородный, с физиономией одутловатой и грубой.

— Вы будете учитель Ян Иванчик? — спросил младший.

— Да, что вам угодно?

— Вы арестованы.

Иванчик растерянно поглядел сначала на них, потом на директора. Этого он никак не ожидал. Потом взглянул на дверь, у которой его поцеловала Цилька.

— Могу я проститься с женой? Ее класс здесь, в этом же коридоре.

— Нет! — зашипел старший. — Ступайте вперед да поторапливайтесь!

И они зашагали вслед за учителем по коридору. Директор Михал Лужак пожал плечами, но ничего не сказал. Ему было неприятно, что в его школе произошла такая скверная история.

Когда они подошли к стоявшему у подъезда автомобилю, из-за угла показалась Вероника Амзлерова.

— Куда едете, пан учитель? — весело крикнула она.

— В тюрьму! — ответил Ян. — Скажите нашим, чтобы не ждали…

— Придержи язык, скотина! — толстяк втолкнул учителя в машину, влез вслед за ним и захлопнул дверцу.

Машина рванулась в сторону Братиславы.

Вероника Амзлерова от ужаса застыла на месте. По ее лицу поползли слезы. Она машинально вытирала их своим черным фартуком.

Скан, обработка: Prizrachyy_Putnik

Гардисты Глинки — члены военизированной фашистской организации. — Прим. ред.

Словацкая народная (людовая) партия Глинки — реакционная партия, выражавшая интересы католического духовенства и националистической буржуазии. Во главе партии стоял священник Андрей Глинка. — Прим. ред.

Габаны — потомки немецких анабаптистов, изгнанных из Германии по религиозным мотивам и осевших поначалу в Южной Моравии, а затем в Западной Словакии. Занимались ремеслами. — Прим. автора.

Стихи даны в переводе М. Павловой.

Приветствие словацких фашистов. — Прим. ред.

Бумбати — пить (словацк.).

Пучок соломы у входа в дом означает, что хозяин держит шинок. — Прим. ред.

Тихо! Шагом марш! Раз, два, три! ( нем. )