Светлана Гырылова - Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! [Роман-дилогия]

Алтан Гэрэл, смеясь, отряхивала короткое платьице-тунику, сотрясаясь, как Ураганчик, и в эту минуту Саша ненавидел и любил Алтан Гэрэл неведомою ему отчаянною любовью. Но как нестерпима была эта невинная и бесстыдная Алтан Гэрэл, по какому-то тайному праву дразнящая его своею вседозволенностью!

— Отчего Ураганчик так отчаянно валяется-купается в пыли? Может, его конские вши заедают? — въедливо спросила Алтан Гэрэл.

— Ураганчик слишком гладок — не по зубам им, вшам. Должно быть, от счастья он в пыли валяется, бесится, куражится! — рассмеялся отец.

— А кто наваксил Ураганчика обувною щеткою?! — строго спросила Алтан Гэрэл, округлив смелые карие глаза.

— Чтобы кобылы его к себе не подпускали. Представь, целый табун таких ураганчиков… Сплошные смерчи! — Дедушка стал тереть глаза перед внучкою, словно они засорились.

— Почему Ураганчик такой свирепый и забавный? — спросил Саша. — Чудо-юдо какое-то!

Знаете, Ураганчик — это я, — вдруг неожиданно для всех призналась Алтан Гэрэл с такою обезоруживающею самоуверенностью, что мужчины смущенно рассмеялись.

— Алтан Гэрэл, как Ураганчик, еще жеребенок, — сказал дед и любовно поцеловал внучку в макушку.

Саша Жаргалов смутился и закурил. Он затягивался стаким азартом, будто глотал не дым, а волшебное благовоние, что Алтан Гэрэл, с тревогою глядя на него, впервые заметила, какие красивые у Саши губы.

«Его предки миллионы лет занимались красноречием, миллионы лет целовались они, чтобы губы Саши обрели такую законченную, совершенную форму», — осенило Алтан Гэрэл внезапно.

— Ураганчик — это я, — повторила она смущенно и грустно, а дедушка тяжелыми, негнущимися пальцами поправлял ей чудесные растрепанные и разнузданные волосы.

— Чудо-юдо девочка! Да, ты с Ураганчиком победишь на всемирных скачках! — И Саша намертво вдавил окурок в пепельницу, словно докурил последнюю сигарету в жизни.

* * *

Семьдесят семь раз летела я с седла Ураганчика, но чудом уцелели птичьи девичьи косточки…

Но ты, Ураганчик, подарил мне ни с чем не сравнимое счастье полета сумасшедшим галопом по вольной степи.

О, дивный, свирепый, вещий скакун моей Судьбы!

Звени, звени золотыми подковами, сверкай выше белоснежных саянских вершин!

Сэмбэр уула, Сэмбэр уула1 —

Живет в сердцах гора такая!..

Дедушка не раз рассказывал мне о Сэмбэр, которую он хорошо знал с детства.

Он был убежден, что раньше в Бурятии не было другой такой женщины.

О ней говорила вся волость.

За глаза ее называли Сэмбэр уула.

Саженного роста и толщиною в два обхвата, она в любую дверь могла протиснуться лишь боком.

Лицо у нее благодатно-красное, лоснящееся от довольства, с тройным подбородком, обрамленное иссиня-черными волосами, — такою она мне представлялась.

И она не была бы тою Сэмбэр, если бы ее изумительные иссиня-черные косы не были заплетены так гладко и туго, как плетка степняка-кочевника.

Сэмбэр была женою богача Будажаба, и одевалась она, как то приличествовало ее положению.

Она любила темно-синие шелковые платья до пят с широким оборчатым подолом.

— Материи, что пошла на это платье, пожалуй, хватило бы на обшивку юрты! — говаривал дедушка. — Помнится, когда я однажды увидел Сэмбэр, сидящую на крыльце с распущенными волосами, она показалась мне похожею на огромную медведицу.

«Наверное, из пудовых грудей Сэмбэр можно было высосать по ведру молока. Но где найдешь такого Гаргантюа?»— думала я.

По иронии насмешницы-судьбы, мужем Сэмбэр был плюгавенький замухрышка Будажаб.

От одного ее гневного взгляда муженек дрожал, как зайчишка.

1У у л а — гора (бурятск.).

— Глазки у него при этом бегали, как у мышонка, большая бородавка на лбу с пятью волосинками тряслась. Про таких в народе говорят: на полдраки не хватит! — смеялся дедушка.

Муж не доставал головою до плеча супруги и сбивчиво семенил рядом трусцою, чтобы не отстать от нее.

Говорили, что однажды Сэмбэр будто осведомилась у кого-то о муже, когда тот был в отъезде:

— Не встречался ли в пути человечек чуть-чуть выше земли?

— Как же он ночью на тебя забирается? — хохотнул наглец.

— По лестнице! — улыбнулась Сэмбэр.

Против воли своей, ради большого калыма Сэмбэр была выдана родителями замуж за Будажаба.

Сэмбэр настолько презирала мужа, что невзлюбила даже единственного сына — Жамбала за то, что он уродился похожим на отца.

Сама она одевалась добротно и богато, но никогда не обращала внимания на то, как был одет ее муженек.

Будажаб постоянно носил темно-зеленую рубаху, сшитую не по росту, и широченные черные штаны, болтающиеся сзади кулем.

К довершению всего муж был склочником.

Всегда что-нибудь он нашептывал волостному начальству, а по грошовым мелочам ябедничал на Сэмбэр своему старшему брату богатею Чойробу.

Жена и брат ненавидели друг друга, и Будажаб выкладывал весь запас своего ума, чтобы они не ругались хоть на людях.

Богатей Чойроб ненавидел свою невестку вовсе не за обильные телеса, хотя за глаза называл ее не иначе как слонихою, — дело в том, что Сэмбэр вызывающе дерзко попрала вековечное раболепие жены в феодальной бурятской семье.

Летом Будажаб с сыном жил на зимнике, а Сэмбэр занималась хозяйством на выгоне скота.

Здесь Сэмбэр пила молочный самогон с мужчинами и вела вольный вдовий образ жизни.

Кстати, Сэмбэр была на девятнадцать лет моложе своего мужа.

Если жена не любит мужа, то вряд ли простит ему такую разницу в возрасте.

В селе все боялись Сэмбэр, и никто не осмеливался в глаза попрекнуть ее вдовьим образом жизни при живом супруге под пупком.

И когда пьяный Будажаб, плача навзрыд, все же обвинял ее в распутстве, Сэмбэр брала его за шиворот, как щенка, водворяла в дровяной сарай и замыкала там огромным амбарным замком.

По словам супруги, «шавка-гавка» собачился, как мог: лаял, визжал и раскидывал по сараю дрова, которые ему же на следующий день приходилось складывать.

На Сэмбэр шум и гавканье мужа действовали как комариный укус на слона, и она выпускала своего пленника лишь утром, выходя доить коров.

— Такого бесчестья, такого унижения достоинства бурятского мужчины свет не видел до Сэмбэр! Но у нее, как у ханши, были свои законы, с которыми людям приходилось считаться, — говорил дед.

Но недолго Сэмбэр перебирала храбрецов.

Она полюбила родственника мужа — молодого Жаргала Дармаева. Круглый сирота, он батрачил у них с детства и был на особом положении среди родственников Будажаба.

Когда Жаргал был еще мальчиком, Сэмбэр относилась к нему с материнскою нежностью и ласкою, кормила и одевала его наравне с родным сыном.