Бахыш Бабаев - Одиночество вдвоем

Когда-то приятное лицо теперь выглядело усталым, изможденным, испещренным глубокими морщинами. Глаза потеряли былую черноту и стали блекло-серыми. Густая прежде шевелюра уступила место реденьким серебряным ниточкам. Старость не радость, усмехнулся он про себя.

— Чемодан готов, — коротко сказала вошедшая Лала.

Старик обернулся к детям, внимательно посмотрел на них прищуренными глазами.

— Ну, я пошел. Берегите друг друга. — Подхватил небольшой чемоданчик, принесенный Лалой, и вышел за дверь.

Некоторое время супруги молчали. Бабирханов был задет уходом отца. Озлобившись, он искал причину, чтобы нагрубить.

— Все из-за тебя, — желчно начал он. — Папа ушел из-за тебя. Я давно чувствовал — ты просто привыкла ко мне. Любви у тебя нет, есть просто привычка. Тебя в последнее время не интересовали мои дела. И все оттого, что пляшешь под дудочку своей матери. В тебе я не видел искренности, как, впрочем, и в твоих близких. Вся твоя родня, да и ты тоже, всегда дежурно улыбаетесь. А как дело какое-нибудь, так все вежливо уклоняются. За восемь лет ты вроде бы соглашалась с каким-нибудь моим решением, но поступала опять-таки по-своему. Это, в конце концов, вызвало во мне раздражительность, которая постепенно перешла в ненависть.

Он умолк. Лала была спокойна. Казалось, ничто в мире не сможет ее вывести из равновесия.

— Что ж, давай разводиться. Я не хочу больше жить в этой квартире, в этом дворе. Мне здесь все ненавистно. От тебя я не хочу ничего. От жилья тоже отказываюсь. Ничего. Как-нибудь переживу, не пропаду.

В дверь постучали. Он вышел и вернулся с детьми — Светочкой и Айшой. Светочка прижалась к отцу и беззаботно заворковала. Бабирханов нежно прильнул к дочери.

— Папочка, можно мы поиграем с Айшой у нас?

— Можно. Только в другой комнате.

— Ура! Видишь, — обратилась Светочка к подружке, — какой у меня добрый папа. А у тебя мама строгая. Ну, пошли. — Они прихватили игрушки и прошли в комнату деда.

Лала, неприязненно наблюдая за Айшой, отчетливо произнесла:

— Мне и на девочку ее смотреть противно.

— Пройдет. А мне приятно, потому что это ее дочь.

— Ты на самом деле решил разводиться? Или же разыгрываешь меня?

Муж опустил голову.

— Я тебе честно признался, что полюбил ее, — пробормотал он.

— А она тебя?

— Не знаю. Порой кажется да, порою — нет.

— Несчастный… Бросаешься в омут, зажмурив глаза.

Он нервно повел плечами. В сущности Лала была права.

— У нее тяжелый характер. Знаю, что мне будет нелегко. Но ты меня прости. Я не могу лицемерить. Как некоторые. Имеют семью и детей и спокойненько гуляют на стороне. Я не могу раздваиваться.

Лале стало жаль мужа. Он говорил искренне, не кривя душой.

— Да. Это я заметила. Ты фальши не терпишь.

Резкий звонок телефона заставил вздрогнуть Бабирханова. Он недовольно снял трубку.

— Алло… Здравствуйте… Что? У нас, у нас она. Абсолютно не мешает… Не понял… Сейчас? Сию минуту? Сейчас пошлю. Кстати, я… — Он замер, затем удивленно повесил трубку. — Дала отбой.

— Твоя новая любовь, — съехидничала Лала.

— Света, Айша, — крикнул он, — подите сюда.

Дети мгновенно примчались.

— Айша, иди домой. Мама тебя зовет.

Айша захныкала. — Я не хочу домой. Хочу еще поиграть.

— Маму надо слушаться, — Лала, глянув на мужа, издевательски добавила: — И нового папу тоже.

Бабирханов решительно встал и начал одеваться.

— Идем, — сказал он Айше, — я провожу тебя.

Оставшись с дочерью, Лала обошла квартиру, приглядываясь к вещам, словно они могли подтвердить измену мужа. Наконец она подошла к Светочке, обняла ее, расцеловала.

— Доченька, есть хочешь, наверное, а здесь ничего нет.

— Не беспокойся, мамуля. Я уже поела.

— Где? — удивилась Лала.

— А когда мы были у Айши. Тетя Эсмира накормила.

— Тетя Эсмира, говоришь? — задумчиво повторила Дала. — Ну, ладно, иди в свою комнату, а я поговорю с бабулей.

Светка умчалась. Лала подняла трубку телефона и набрала номер.

— Эсмира? Это Лала… Да, Лала, его жена…

Они уже минут тридцать ожидали заведующего отделением. Сегодня, как сообщила мама, завотделением, он же лечащий врач Маила, скажет наконец свое последнее слово о состоянии больного. Им, Бабирханову и маме, не повезло — перед их приходом началась «пятиминутка», которая длится уже более получаса. Томясь от безделья, Бабирханов положил тяжелую мамину сумку на кресло, в котором сидел, и подошел к стенгазете. «Коллектив городской психоневрологической больницы…» — прочитал он и усмехнулся. «…Принял социалистические обязательства…» Молодцы, — подумал Бабирханов. — Он прошел дальше, где на транспаранте, обтянутом красным сукном, висели портреты членов Политбюро. Бабирханов остановился перед портретами и долго не мог оторваться от них.

— Скоро они там? — недовольно спросила мама. Вид у нее был усталый, утомленный, хотя она старалась казаться бодрой.

— Не знаю, — пожал плечами Бабирханов и тут же заметил, что из приемной главврача высыпал медперсонал. — Кажется, уже.

Мама засуетилась, привстала, хотела было поднять сумку, но сын жестом остановил ее.

— Не спеши, — сказал он, — пусть пройдет к себе.

Молодой и серьезный врач принял их не очень доброжелательно.

— Вы по какому вопросу? — обратился он к матери.

— Вы сами велели зайти к вам через месяц, вот потому мы и здесь.

Некоторое время врач молчал, силясь угадать, кто они и зачем пришли. Затем его осенило.

— A-а, у вас здесь больной лежит? Фамилия? — спросил он маму, стараясь не глядеть на него.

— Бабирханов.

— Маил, что ли?

— Он, он.

— Ну, так бы сразу и сказали. А то пришли, сидите, молчите. Я же не могу вас всех упомнить, — недовольно проворчал он.

— Как его состояние? — не удержалась мама.

— Состояние, к сожалению, не обнадеживающее. Когда впервые вы показали его врачу?

— Года четыре назад.

— Вот видите, — начал он, — четыре года, а сюда он попал год назад. Три предыдущих года ушли на углубление депрессии. Шизофрения упрочилась и довела до дефективного состояния. Какими препаратами вы лечили его дома?

— Не помню названия, но могу найти, дома где-то записано…

— Не стоит утруждать себя, — прервал ее врач. — Я лечу другим способом.

— Каким? — спросил Бабирханов.

Врач развел руками — мол, так просто не объяснить.

— Доктор, а он сможет вернуться к нормальному образу жизни, хотя я прекрасно понимаю, что шизофрения не вылечивается, — спросил Бабирханов.

— Вот именно, — согласился доктор, — шизофрения не вылечивается, шизофрения только заглушается. И чем больше мы ее заглушим, тем лучше для нас и для больного.