Олдос Хаксли - Монашка к завтраку [сборник]

– Они немного несозвучны, – заговорил мистер Тоупс, когда Барбара и он отошли за пределы слышимости, – они несозвучны времени, месту, настроению. Нет у них невинности для этого… этого… – Он выгнулся червем и с дрожью вымолвил то самое, слишком даже драгоценное слово: – …этого состояния природы до грехопадения.

Он скосил глаза на Барбару и подумал: интересно, что за мысли заставляют ее так хмуриться. О, милое и нежное юное создание! Что бы ему сказать такое подобающее о смерти, красоте и нежности? Нежность…

– Все это, – отчаянно продолжал он и взмахом руки обозначил небо, море, горы, – весь этот вид подобен чему-то хранящемуся в памяти, четкому и совершенно покойному, тому, что помнится через громадные бездны надвигающегося времени.

Нет, не это хотел он сказать на самом-то деле.

– Вы понимаете, что я имею в виду? – неуверенно спросил он. Барбара не ответила. Как могла она понять? – Вид этот настолько ясный, настолько чистый и отдаленный… необходим соответствующий настрой. Эти люди выпадали из гармонии. Они не были достаточно ясны и чисты. – Похоже, он становился еще бестолковее, чем всегда. – Это настрой юности и старости. Вы смогли почувствовать это, я смог почувствовать это. А те люди не смогли. – Ему забрезжил выход из непролазной путаницы. Куда он его выведет в конце концов? – Есть стихи, которые выражают это. Вам знакомо имя Фрэнсиса Джеймса? В последнее время я так много думал о его поэтическом творчестве. Искусство вместо жизни, как обычно, но таким уж я сотворен. Не могу не думать о Джеймсе. О том, с какой нежностью и изяществом написал он о Кларе д’Эллебёз.

– Кларе д’Эллебёз? – Барбара остановилась и вперила в него взгляд.

– Вам знакомы эти строки? – Мистер Тоупс восторженно заулыбался. – Эта обстановка заставляет меня думать, что вы заставляете меня думать о них. «J’aime dans les temps Clara d’Ellábeuse…» [178] «Любил когда-то я Клару д’Эллебёз…» ( фр .) Но, Барбара, дорогая моя, что с вами?

А она уже разрыдалась – совсем безо всякой причины.

– Что я поделывала с тех пор, как мы с вами виделись в последний раз? – Мисс Пенни повторила мой вопрос громким голосом, акцентируя каждый слог. – Постойте, а когда мы с вами виделись в последний раз?

– Должно быть, в июне, – подсчитал я.

– Уже после того, как моей руки просил русский генерал?

– Да, кажется, я что-то слыхал о русском генерале.

Мисс Пенни откинула голову и рассмеялась. Закачались, забряцали длинные серьги – трупы, подвешенные на цепях (это образное выражение будет здесь вполне уместно). Смех ее звучал как лязг медных тарелок в духовом оркестре, но об этом уже шла речь.

– Это была преуморительная история. Жаль, что вы о ней уже слышали. Я обожаю рассказывать про русского генерала. «Vos yeux me rendent fou» [179] © Перевод. Г. Островская, наследники, 2019. 1 «Ваши глаза сводят меня с ума» ( фр. ). . – Она снова рассмеялась.

Vos yeux… У нее были заячьи глаза, той же окраски, что и волосы, и очень блестящие – наружный, ничего не выражающий блеск. Чудовищная женщина. Мне стало жаль русского генерала.

– «Sans coeur et sans entrailles» [180] «Без сердца и без души» ( фр. ). , – продолжала она цитировать слова бедняги. – Восхитительный девиз, вам не кажется? Похоже на «Sans peur et sans reproche» [181] «Без страха и упрека» ( фр. ). . Но, дайте подумать, что же все-таки я делала с тех пор? – Она задумчиво вонзила свои длинные, острые, белые зубы в корку хлеба.

– Два ассорти из жареного мяса, – вставил я, обращаясь к официанту.

– Ну конечно же! – воскликнула вдруг мисс Пенни. – Мы не виделись с вами с моей поездки в Германию. Всевозможные происшествия. Аппендицит. Монашка.

– Монашка?

– Моя изумительная монашка. Я должна вам все о ней рассказать.

– Я жду. – Рассказы мисс Пенни всегда были занятны. Я предвкушал интересный завтрак.

– Вы знаете, что я была в Германии этой осенью?

– По правде говоря, нет… Однако…

– Я переезжала с места на место. – Ее украшенная драгоценными камнями рука очертила в воздухе круг. На мисс Пенни всегда побрякивали массивные, кричащие, немыслимые украшения. – Переезжала без цели с места на место, жила на три фунта в неделю, развлекалась и одновременно собирала материал для моих статеек. «Каково Быть Побежденной Нацией» – душещипательная чепуха для либеральной прессы, или: «Как Фриц Пытается Увильнуть от Контрибуции» – для всех остальных газет. Нужно извлекать пользу из наших и ваших, вы согласны? Но не будем переходить на профессиональные темы. Так вот, я переезжала с места на место без всякой цели, и мне это очень пришлось по вкусу. Берлин, Дрезден, Лейпциг. Затем Мюнхен и его окрестности. В один прекрасный день я оказалась в Граубурге. Вы бывали в Граубурге? Это один из тех немецких городков, что рисуют в детских книжках с картинками: замок на холме, висячие садики, где можно выпить пива на открытом воздухе, готический собор, старинный университет, река и живописный мост, а вокруг – леса. Очарование. Но мне, увы, не удалось оценить по достоинству все эти красоты. На следующий день после приезда – бац! – я свалилась с приступом аппендицита… вопя во всю глотку, должна признаться.

– Какой ужас!

– Не успела я оглянуться, как меня примчали в больницу и распотрошили. Великолепный хирург, первоклассные сестры милосердия – я не могла попасть в лучшие руки. Но какая тоска быть привязанной к постели в течение четырех недель… С ума можно сойти. Однако это кое-чем возмещалось. Моя монашка, например. А-а, наконец-то нам несут.

Мясное ассорти оказалось превосходным. Описание монахини доходило до меня урывками. Круглое, розовое, миловидное лицо в обрамлении чепца с крыльями; голубые глаза, правильные черты; идеальные зубы, даже слишком… по правде сказать, искусственные, но общее впечатление на редкость приятное. Молодая тевтонка двадцати восьми лет.

– Она не была моей палатной сестрой, – объяснила мисс Пенни, – но я видела ее достаточно часто, – она то и дело заходила взглянуть на tolle Engländerin [182] Сумасшедшая англичанка ( нем. ). . Звали ее сестра Агата. Мне рассказали, что во время войны она обратила в истинную веру кучу раненых солдат… и чему тут удивляться при ее миловидности.

– А вас она не пыталась обратить? – спросил я.

– Ну, она же была не дурочка, – засмеялась мисс Пенни. Загремели миниатюрные виселицы.

Я на минутку позабавился мыслью об обращении мисс Пенни в католичество – вот мисс Пенни дает отпор целому синклиту отцов церкви, вот она бряцает серьгами в ответ на их рассуждения о святой троице, вот смеется своим чудовищным смехом над доктриной непорочного зачатия, вот отвечает на суровый взгляд великого инквизитора, сверкнув на него блестящими, лишенными эмоций заячьими глазами… Почему эта женщина внушает такой ужас? В чем ее секрет?