Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

Некоторые из них даже удостоились чести быть принятыми на работу во дворец хана, но об этом вы узнаете в следующих главах.

Читателю уже более или менее известно, что хотя доходы махдума за двадцать лет нельзя сравнивать с богатством какого-нибудь бека, правителя города или кишлака, все же он зарабатывал неплохо, во всяком случае, больше любого учителя медресе, хотя тот получает еще прибыль и от вакфа [21] Вакф (вакуф) — движимое и недвижимое имущество, подаренное мусульманским религиозным учреждениям. Все вакуфное имущество освобождалось от государственных сборов. . Несмотря на хороший заработок, в характере Салиха-махдума развились черты, которые при самом добром к нему отношении никак нельзя похвалить: нечто напоминающее корыстолюбие, жадность и что-то вроде зависти.

В молодости, после смерти отца, он жил в тяжелых условиях, — может быть, потому и выработались в нем эти непривлекательные черты; но цель наша не анализировать характер махдума, а нарисовать читателю его образ таким, какой он есть, воздержавшись от пристрастных суждений. Что есть, то есть — луну полой не прикроешь — махдум был скуповат. В те времена, когда заработки у него были плохие, это еще можно было как-то оправдать; но, к сожалению, и впоследствии, когда Салих-махдум уже ни в чем не нуждался, скаредность оставалась его отличительной чертой. Одежда его была всегда в заплатах. Вот уже семь лет, как он носит один и тот же стеганый халат — каждый год на нем лишь меняются рукава да нашиваются новые заплаты. Четыре года назад, всего лишь раз за все свое существование, да и то без ведома махдума, по настоянию Нигор-аим, этот халат выкупался в корыте. Нынче халат собирается вступить в свою восьмую зиму, а пока что, весь в разноцветных заплатах, лежит в узле и набирается сил, чтобы с осени вновь служить своему хозяину. Соседи-шутники прозвали этот халат «добытчиком богатства». Как только махдум появлялся в своем халате, за его спиной слышался смех, раздавались шутки: «А! «добытчик богатства» вернулся с базара! Ну что ж, он еще крепкий. Лет десять послужит, только заплатки нашивай!» Много развлечений доставляли обитателям квартала, где жил махдум, и его ичиги, голенища которых от многократной смены головок обвисли гармошкой и были лишь на ладонь выше щиколотки, а также тяжеленные кавуши и старая бязевая чалма, обтрепанные концы которой давно уже свисают бахромой. Впрочем, у махдума были и праздничный шелковый халат, и полушелковая ватная поддевка, одеваемая под халат в холодные дни. Местные остряки звали этот праздничный халат «крайней нуждой», а поддевке еще не успели дать имя, так как она появилась на свет божий совсем недавно — лет пять назад. Чтобы быть последовательным до конца, опишем кстати и летнюю одежду махдума: легкий халат из бязи в красную полоску, рубаха из белой бязи — очень широкая, ибо узкая скоро порвется, — такие же штаны и легкие кавуши на босу ногу. А чалма всегда одна и та же — зимой и летом.

Махдум и в семье своей был скуп. Не только в одежде, даже в пище он требовал воздержания и следил за этим неусыпно. Не чаще одного раза в месяц позволял он стирать белье, а если замечал, что Нигор-аим затеяла стирку раньше срока, то устраивал скандал, крича, что она «гноит белье» в корыте. Плов ели только раз в две недели (кроме дней, когда ученики приносили его как плату за учение); обычно же варили лапшу, маставу [22] Мастава — рисовый суп с мясом, заправленный кислым молоком. , суп с поджаркой. Мясо попадало в котел Нигор-аим, только когда готовили плов, да и то куски были, как говорится, легче воздуха.

Зато махдум заваливал кухню репой, тыквой, свеклой. Как ни противилась жена, он мешками закупал репу, приговаривая, что молитвам святой Фатимы-Зухры обязаны мы тем, что репа растет на земле; что касается тыквы, то она одно из чудес пророка Юнуса. Конечно, махдум говорил так потому, что репа и тыква — самые дешевые овощи. Раза два в неделю он заставлял жену печь пирожки с тыквой и при этом не уставал повторять: «Сала клади поменьше, от него теряет вкус тыква». Лепешек дома не пекли и на базаре не покупали, ибо приносимых учениками хватало с избытком, часть их даже приходилось сбывать на базаре.

С учениками махдум обращался хорошо: он мог сколько угодно кричать и браниться, если не приготовили уроков или шалили в классе, но никогда не бил детей, чем и прославился среди кокандской детворы. Зато, когда дело касалось пятничных приношений, он никому не давал спуску; от детей богатых он добивался полностью всего, что положено, с детей бедняков тоже старался урвать побольше. По установившейся традиции, ученик, закончив изучение священных книг — Хафтьяка [23] Хафтьяк — избранная часть Корана, служившая учебником. , Корана, сочинений Суфи-Аллаяра [24] Суфи-Аллаяр — среднеазиатский мистик (ум. в 1720 г.). , — должен был что-нибудь принести учителю, а по окончании школы следовало пригласить махдума на угощение и преподнести ему новую одежду. Но надо сказать, что лишь немногие выполняли свой долг, чаще всего ученики отделывались обещаниями, а потом забывали о них, чем очень обижали своего наставника.

Кроме основной платы за учение — пятничных приношений, которые ученики обязаны были доставлять по четвергам, — полагались добавочные взносы: принимаясь за тот раздел Корана, который называется «кулье», ученик должен был принести оладьи; приступая к разделу «амма», несли богирсак [25] Богирсак — маленькие пончики из сдобного теста. ; перед «ясином» — блинчатый пирог. Кроме того, каждый год ученик должен был оплачивать стоимость камышовой циновки, на которой сидел, и раз в месяц платить за веник, которым подметали класс.

Махдум всячески старался привлечь в свою школу побольше учеников, особенно сыновей баев и беков. Если сын какого-нибудь бая или высокопоставленного лица учился у другого учителя, махдум зазывал ребенка к себе, проверял его знания и, если тот не мог хорошо ответить, говорил: «Вы не виноваты, сын мой, у вас плохой учитель. Но я к вам хорошо отношусь, вы можете приходить на уроки и в нашу школу». Конечно, с той поры ребенок разочаровывался в своем учителе и через некоторое время переходил в школу Салиха-махдума. С учениками из отдаленных школ он заводил подобные разговоры даже на улице. С баями и знатными людьми, у которых были дети, махдум почтительно и скромно раскланивался при встречах, даже если не был знаком с ними. Когда же случалось заговаривать с ними, расспрашивал, сколько те имеют сыновей, нет ли у них стремления к учению, вскользь упоминал о своих особых методах, которые облегчают детям усвоение необходимых знаний. Нельзя сказать, чтобы такие приемы махдума не имели успеха, школа его постоянно пополнялась новыми учениками.