Дэвид Эберсхоф - Девушка из Дании

Все, чего она хотела - это чтобы все оставалось так, как есть: вечно молодая женщина, которая имеет возможность рисовать при свете дня, и чье общество состоит из восьми человек, которые в полночь встречаются в “Себастьяне”, ее любимом публичном доме, быстро опрокинув два бокала “Питер Хееринг” со вкусом вишни до того, как в час ночи появится полиция, чтобы закрыть дом. Герда знала, что мечтать о таком не только глупо, но и невозможно. Потому что ей, мисс Герде Вэуд, никогда не будет позволено жить так, как она хочет.

Когда Герда была маленькой, у нее была привычка снова и снова писать в записной книжке свое имя “Герда, Герда, Герда”, осознанно убрав оттуда фамилию “Вэуд”, словно бы для того, чтобы узнать, как будет звучать ее имя так, как никто ее не называл. Она не желала, чтобы кто-нибудь знал, кем являлась ее семья. Даже став подростком она не хотела иметь ничего общего с ними. Она презирала всех, кто чрезмерно полагался на прошлую жизнь. Какой в этом смысл?

Она приехала в Данию маленькой девочкой, когда ее отец, длиннорукий человек с густой бородой, занял свой пост в посольстве.

- Почему ты хочешь это сделать? - спросила Герда, когда он впервые сообщил ей новость о переезде.

- Герда, - ответила мать, - ты должна сего слушаться. Он твой отец.

Герда и забыла, что его мать, ее родная бабушка Герда, в честь которой её назвали, была датчанкой со светлыми волосами древесного цвета бука. Воспитанная в Борнхольме, была известна кроваво-красным маком, который носила за ухом. К тому же, она являлась первой девочкой в семье, которая покинула Балтийские острова, направляясь не в Копенгаген, как большинство молодых любознательных людей, намеренных оставить свою семью позади, а в Южную Калифорнию. Как говорили в те времена, это было равносильно иммиграции на Луну. Несколько лет тяжелых работ на ранчо привели Герду Карслен к знакомству с Апсли Вэудом, и достаточно скоро высокая девушка из Борнхольма, носившая маки в волосах, перебралась в Калифорнию.

Когда отец Герды сказал, что привезет их обратно в Данию, никто не воспринял его слова всерьёз. Даже Герда была вынуждена признать, что нельзя было возвращаться. Но это был способ отца восстановить свои отношения с матерью, голубоглазой Гердой Карлсен Вэуд, которая умерла в день, когда ее сын, Апсли-младший, простой молодой человек, приехал к ней в Пасадену в Аррно Секо, чтобы сделать фотографию, а по приезду с ужасом наблюдал, как почва у дома осыпалась, выбросив его мать в ущелье, на смертельные узловатые ветви.

В Королевской академии осенью 1914 года Герда предположила, что большинство людей спорили только о двух вещах: о войне, и о ней, Герде. Она всегда отличалась от остальных. Независимо от того, где она проходила, шлейф ее белокурых волос всегда следовал за ней. Особенно в Южной Калифорнии. Как-то в прошлом году она вернулась в Пасадену на лето, чтобы заниматься теннисом и конным спортом. В один прекрасный день парень, который водил фургон мясника, поймал ее взгляд. Его волосы были черными и кудрявыми, а его горячие руки потянули ее на деревянное сиденье фургона, и они вместе спустились на бульвар Уилшир и обратно. Она наблюдала, как он управляет железными щипцами, как он выгружает ребра ягненка, которые после будут жариться в домах Хэнкок Парк. По пути домой этот парень попытался ее поцеловать, что очень разочаровало Герду. В конце поездки он сказал “пока”, а Герда, пожав плечами, пошла в свою комнату. На следующее утро ее мать, женщина с тонкими губами, спросила:

- Герда, дорогая, пожалуйста, объясни это?

Мать развернула Американский еженедельник, заголовок которого гласил: “Планирует ли юная мисс Герда Вэуд карьеру на бойне?”

В течении нескольких недель после этого происшествия за их домом велась самая настоящая слежка репортеров. Каждое утро, обозначив свое появление свистком сквозь пальцы, разносчик газет заставлял всю семью замереть. Эту историю никогда никому не рассказывали, но в конце концов, сплетни все равно просачивались. В течении двух недель телефон в залене прекращал звонки. Отец Герды больше не мог покупать ланч в центре Калифорнии, а ее мать испытывала дьявольскую злость ко второму поставщику мяса. Вскоре родители отправили Герду обратно в Копенгаген, во время августовских рассветов, таких ярких, словно взрывы фейерверков над Тиволи.

В сентябре этого года, когда войну можно было услышать в грозовых тучах, Герда поступила в Королевскую академию.

В первый день занятий Эйнар удивил Герду, стоя перед пыльной после предыдущего урока доской, и спросил ее:

- А, мисс? Как вас зовут?

Когда Герда ответила на вопрос, Эйнар, или, как она его тогда называла, профессор Вегенер, отметил что-то в журнале и продолжил. Его глаза, - карие и большие, как у куклы, - посмотрели на нее, а затем отвели взгляд. Судя по его пугливости, Герда решила, что он никогда в своей жизни не встречал американцев. Она отбросила волосы назад, и они качнулись, словно флаг.

В начале учебного года кто-то шепнул Эйнару о ее отце из посольства, и, возможно, даже упомянул историю про мясника. Да, сплетни преодолели Атлантику, и Эйнар стал еще более неловким по отношению к ней. Она была разочарована тем фактом, что он оказался среди тех, кто решил, что невозможно находиться рядом с богатой девушкой. Это почти сжигало ее заживо, потому что она никогда не просила богатства. Но и не то чтобы возражала… Даже в этом случае.

Эйнар не мог посоветовать, какие картины посмотреть в Галерее, и не мог описать оптимальный маршрут до магазина художественных принадлежностей недалеко от муниципальной больницы. Герда пригласила его на прием в американское посольство, который организовывался для судостроителя из штата Коннектикут, посетившего их, но Эйнар отказался. Он отказал также в просьбе сопровождать ее в оперу. Он даже не мог смотреть на нее, когда они говорили. Но она смотрела на него, и издалека, через окно, наблюдала, как он пересекает двор Академии. Его шаги были короткими и быстрыми. Он был худощавым, с круглым лицом и такими темными глазами, что Герда не имела ни малейшего представления о том, что же они в себе кроют. Просто разговаривая с ним, Герда могла заставить Эйнара краснеть от шеи до висков. Он был как ребенок, и это очаровывало Герду отчасти еще и от того, что она чувствовала себя старше своих лет, и была настолько откровенна, что даже в детстве люди относились к ней, как ко взрослой.

- Вы женаты, профессор? - спросила она однажды, и этот вопрос заставил его веки задрожать. Его губы сжались, когда он пытался ответить, казалось, незнакомое слово “ нет”.

Другие студенты шептались за спиной профессора Вегенера:

“Из семьи гномов” - говорила одна девушка;