Борис Могильнер - Березонька

— Спасибо. Сыт.

— Вполне возможно. У батьки твоего хватка моя, с ним и нехотя поешь, — бабушка сделала повелительный жест рукой. — Поверни-ка затылок ко мне. Постригли тебя ладненько, — заметила она с одобрением. — Лучше, чем папу. Ему такая стрижка не идет. Слишком высоко обкорнали.

Поискав глазами посуду для ландышей и не найдя подходящей, бабушка наклонилась, вытащила из тумбы пустую стеклянную банку:

— Вот куда определим их. Вода на твоей совести, принц. Цветы твои и вода — тоже.

— Сейчас.

— Крепким для меня оказался орешком, — вздохнула бабушка, глядя вслед Леонтику. — Покрошила я с ним зубы всласть. Кое-чего, правда, добилась. Без хвастовства скажу. Многого, однако, не смогла. И когда в университете учился, и когда рабочим был, и потом. Никак не удавалось, к примеру, волосы его укоротить. Отрастил длиннющие, поди разберись, девка ли, парень? Ладно, на заводе помогли. Каким манером? Вот возвращается твой принц. Пусть сам расскажет.

Узнав, о чем бабушка хлопочет, Леонтик усмехнулся:

— Дела давно минувших дней…

— Давай, давай. Папе это будет интересно.

— Пожалуйста, — Леонтик пожал плечами. — Было у нас как-то цеховое собрание. Принимали предмайские обязательства. Я исправно солидаризировался со всеми, как и полагается, мечтал уже о столовой — тогда я общественное питание здорово поддерживал: съедал по три, а то и четыре обеда за раз. Бабушка одобряла…

— Конечно, одобряла. Завтракал и ужинал дома, обедал — там. Пусть, думаю, наслаждается. Брюхо не лопнет. Денег, которые вы нам слали, по крайней мере, хватало на подобный кутеж.

Намек этот несколько смутил Леонтика.

— Прения как будто заканчивались, — продолжал он глуше. — Монеты в кармане прощупывались. Перспектива радужная. Но вот слышу, за спиной, один слесарь просит слова. Со скрипом, но дали. Убедительно просил. И точно обухом по башке — предложил дополнительным пунктом: «Постричь товарища, сидящего на первой скамье». Меня то есть. Реплика эта вызвала восторг и ликование, проголосовали единогласно за, хотя председатель и не спрашивал мнения присутствовавших. Мне пришлось подчиниться. Не попрешь ведь против коллектива.

— Вот бы всегда так все вопросы воспитания решать: руки вверх, и дело в шляпе, — с улыбкой проговорил Давид Исаевич, взглянув на мать.

— Чего уж лучше? Никакой маеты, — отозвалась она грустно. — Огромная экономия сил для жизни…

Эти слова остро задели отца и сына, резанули по сердцу. Низко опустил голову Леонтик, зарделся. Даже соседки по палате насторожились, не догадываясь, однако, о чем вдруг запечалилась страдавшая на их глазах старая женщина. Тишина обрушилась на палату. Слышалось лишь дыхание.

Тишина, ворвавшаяся в палату, давила на Давида Исаевича, но он не спешил разрушить ее. Ему казалось, что он догадывался, чем заняты сейчас мысли матери и какой червяк точит сына.

Случается порою, что родные люди вдруг, одновременно настраивают свою память на одну и ту же волну, не сговариваясь, перебирают в памяти одни и те же события и оценивают их по-разному, все же сосредоточены все на одном. Вовсе не удивительно, что и бабушка, и внук разом мысленно вернулись в то жаркое лето, когда Леонтик после окончания школы приехал в Казань. Родители нацелили его на поступление в университет, хотя продолжать учебу Леонтик не желал. Ему хотелось до призыва в армию поработать. Но родня настаивала, и он согласился. Какое-то ослепление нашло тогда на Давида Исаевича и на Евдокию Петровну. Не хотели они считаться с настроением сына, с его желаниями. Квалифицированные учителя, они должны были сознавать, что так поступать с молодым человеком на пороге его самостоятельной жизни, по крайней мере, неразумно. Если б кто-нибудь обратился к ним как к педагогам за советом, что делать с парнем, который хочет пойти на завод после окончания школы, они бы, безусловно, порекомендовали не становиться поперек дороги своему чаду — пусть сам выбирает свой путь. Если даже парень ошибется и будет болезненно переживать — в конце концов это не смертельно. Для собственного сына такое решение казалось неприемлемым. Да разве можно допустить, чтобы такой способный юноша, как Леонтий, не продолжал совершенствовать свои знания?! Это же явный грабеж и себя, и государства. Они пошли на все, чтобы убедить сына поступать в университет. И уговорили его. В Казань поехали все вместе.

Экзамены в университет он сдал блестяще. Родители были счастливы. Леонтик, правда, мог намеренно провалить экзамены, но самолюбие не позволило. Студентом он стал.

Довольные родители вернулись домой. Бабушка и Леонтик остались вдвоем. Месяца через полтора после начала занятий Леонтик как-то пришел из университета изможденный, истомленный, тяжело опустился на стул и еще до того, как бабушка заметила его замешательство, тихо произнес:

— Я, наверно, долго не протяну.

Ужас пронзил Клару Борисовну. Она застыла на месте и растерянно смотрела на внука. Но, быстро оправившись от неожиданного испуга и подавив мутный страх, она тотчас же подошла к Леонтику, положила руку на его плечо и ласково осведомилась:

— Что произошло, принц?

— Ровным счетом ничего. Напрасно меня в университет пихнули.

Должно быть, потому, что бабушка стояла рядом с внуком и слышала, как стучит его сердце, она почувствовала, что защищать его родителей сейчас не стоит, время настанет, и они с сыном сами разберутся, что к чему, а теперь парню надо помочь выйти из этого состояния.

— Ты попросту устал, дорогой мой, — принялась она утешать. — Отдохнешь, и все встанет на свои места.

— Нет, ты ничегошеньки-то не знаешь. Я всегда был слабак. С младенчества. Товарищи меня всегда поэтому и били. Отец с матерью тоже ничего не знают. Я скрывал от них. А способностями моими нечего кичиться — так себе, средненькие. Если я и добился чего-либо, так это только благодаря своему упорству. Где кому-нибудь достаточно часа, я трачу три. На черта он мне нужен, этот университет?

У Клары Борисовны затряслись руки. Очевидно, Леонтик не просто устал. Мало ли испытаний пришлось ему испытать за короткую жизнь? Беременная Дуся совсем не считалась со своим положением. Ей везде надо было поспеть: на лекции, в библиотеку, занять место в столовке, отстоять очереди в магазинах. Разве все это не действовало, не влияло на будущего человечка? Студенткам нельзя беременеть. Но уж коль так случилось, Дусе следовало б сразу перебраться на Привольный переулок. Здорово проморгали мы. Ну а потом, эти четыре полуголодных военных года? А годы, долгие годы безотцовщины? А потом это клеймо — «сын врага народа». Одному только богу ведомо, как Леонтик справлялся с такими перегрузками…

На другое утро Клара Борисовна не будила Леонтика, позволила спать, сколько хочет. В университет он не пошел — послушно побрел вместе с бабушкой в поликлинику. Неделю целую врачи исследовали его, пока не выяснили, что у него сердце намного меньше по размерам, чем оно должно быть в его возрасте, — в медицине такое называется капельным, оно не справляется со своими обязанностями. Состояние парня неопасное, однако перерыв в учебе сделать придется.