Николай Студеникин - Невеста скрипача

Второй Шурик нерешительно вертел в руках наполненный стакан. Повернет, посмотрит на одну грань и снова повернет.

— Интересуешься, за что выпить? — спросил у него первый Шурик. — Выпьем за расстоянье между губами и стаканом.

Острота была из репертуара Сани-«москвача». Шурик и произнес ее, подражая Сане. Потом торопливо выпил, ни с кем не чокнувшись, и едва не подавился.

Второй Шурик, помедлив, тоже выпил. Нина мелкими глотками, как горячее, прихлебывала пиво, держа стакан в обеих ладонях и покручивая его. Она не выпускала стакан из рук и ничего не ела. Второй Шурик закусывал осмотрительно и деликатно. Зато первый навалился на картошку так, что потрескивало за ушами, но ни голод, ни хмель не проходили.

Когда было налито по второму разу, первый Шурик попытался сказать тост. Ничего из этого не вышло. Он только расплескал водку — половину на стол, половину себе на брюки. Нина сорвалась со стула и кинулась за полотенцем. Второй Шурик посоветовал посыпать мокрое солью и пододвинул поближе баночку из-под горчицы, которая заменяла им солонку. Все суетились, хотя каждый хорошо знал, что от водки пятен не остается. Суета принесла всем заметное облегчение.

— Так, Нецветаев, — начал Шурик, накрыв колени полотенцем. Он совсем захмелел. — Так… Я, собственно, жить тут не собираюсь. Ждет меня одна, понимаешь? — соврал он и неверными пальцами вытянул из заднего кармана брюк теплый и слегка погнутый военный билет. Полистал его, а потом потряс над полотенцем. — Вот, Нецветаев, смотри! — сказал он, когда на колени к нему выпали наконец две фотографии. — Да не эту! — Он выхватил из рук Нецветаева фотографию Нины и смял ее в кулаке. — Вот!

Второй Шурик осторожно, двумя пальцами, взял фотографию Наташи и долго всматривался в ее миленькое лицо, далеко отнеся руку от себя. Потом неопределенно покачал головой и передал фотографию Нине. Пальцы у Нины дрогнули — она то ли боялась обжечься, то ли испачкаться. Надпись на обороте она, однако, прочла внимательно, а на лицо Наташи взглянула мельком и вернула фото второму Шурику, своему милиционеру.

Первый Шурик, жадно наблюдая за ними, и сам поверил в то, что Наташа — его девушка.

— Ну, Нецветаев, как? — самодовольно спросил он. — Ничего, а? Ты таких и не видал в своем районе! А что ты вообще видал? Нинку? — Шурик, изо всех сил стараясь показаться презрительным, покосился на свою бывшую жену. — Доедай на здоровье… — засмеялся он, видя, как напрягся второй Шурик. — Не жалко, понял? А Наташа в Москве, между прочим, живет, Нецветаев. Квартира, газ, горячая вода, телефон. Люстра… — Шурик поднял глаза и с жалостью поглядел на серую от старости и непогод бельевую прищепку, которая удерживала голую лампочку над столом. — Там уже и забыли, какие они есть, примусы! Сам я в Москву на днях еду, понял, Нецветаев? С матерью побуду и поеду. Чего я тут не видал? А разведемся с ней потом, по почте, — небрежно кивнул он в сторону Нины, которая нервно кусала губы. — Сейчас времени у меня в обрез…

Милиционер, слушая Шурика, терпеливо улыбался, только правое веко у него подрагивало, не подчиняясь воле. Нина порывисто встала и, отвернувшись от обоих Шуриков, загремела вилками. Говорить стало не для кого, и первый Шурик поднялся и ткнул кулаком в податливую перину.

— Проводи меня, Нецветаев! — мотнул он головой.

— Водку с собой возьмешь или как? — спросил тот, взболтнув оставшееся в бутылке.

— Издеваешься? — поднял брови первый Шурик.

— Нет, что ты, — ответил второй Шурик, снимая с гвоздя штатский пиджак. — Пошли, Алфеев!

— А что? Алфеев — хорошая фамилия, — заявил первый Шурик. — Вот и Нина скажет. Правда, Нина?

У Нины задрожали плечи.

Всю коротенькую дорогу до своего дома первый Шурик размахивал фотографией чужой Наташи. Она была уже изрядно помята, но Шурика это заботило мало. Он не умолкая тараторил о Москве, разводе и необыкновенной любви. Второй Шурик шел, отстав от него на шаг. Он боялся очутиться к первому Шурику спиной и потому осторожничал.

Улица была пуста. Фонари не горели.

— Ты, Нецветаев, не уходи, — попросил первый Шурик, — подожди меня, я сейчас!

Сначала громко хлопнула калитка, потом дверь в дом. Шурик со стыдом вспомнил, что забыл запереть ее, уходя, и нервно рассмеялся.

— Где ты был, Шура? — тихо спросила мать, поднимая на сына свои заплаканные глаза.

— Сейчас, мама, погоди минуточку, — ответил Шурик.

Он рыскал глазами, отыскивая ремень.

У порога, раздвинув носки по-уставному — на ширину приклада, стояли его сапоги. Мундир со множеством значков висел на вешалке, обшитой серой парусиной. На ней обычно висело зимнее пальто, которым мать очень гордилась. Ремня не было видно.

— Нет, как назло, — выдохнул Шурик.

Его глаза наткнулись на серую коробку с пластинками. Прикрытая вышитой салфеткой, она стояла на радиоле. Шурик, уронив на пол салфетку, схватил ее и, неся ее впереди себя, как поднос, выскочил на улицу.

— Я сейчас, мама! — крикнул он уже от калитки.

Второго Шурика нигде не было видно. Первый растерянно огляделся. «Испугался… ушел», — мелькнула мысль.

— Ты где, Нецветаев? — на всякий случай позвал он.

Коробка была тяжелая.

— Здесь, — ответили из темноты.

Второй Шурик вышел из-за дерева, с неожиданной стороны.

— На, возьми, — сказал первый Шурик, передавая ему коробку с пластинками. — Ей отдашь. Я тут кокнул одну… нечаянно. Пусть не обижается. И вот что, Нецветаев… — Первый Шурик замялся, подбирая слова. — Ты на ней женись все-таки, раз так вышло.

— А что тут? Пластинки? — спросил второй Шурик. Он взвесил коробку на ладони и взял ее под мышку. Пластинки глухо громыхнули.

— Так женишься… или как? — настаивал первый Шурик. — А, Нецветаев?

— Это мы уже обсудили, — ответил тот, помолчав. Голос у него был тихий, убаюкивающий.

— Гляди, не обмани! — дернулся первый Шурик.

— Ладно-ладно, — ответил второй. — Слушай, а ты сам в Москве-то бывал, Алфеев?

Он спросил об этом так безразлично, что первый Шурик не почувствовал подвоха.

— Нет пока, — ответил он, беспечно запрокидывая голову. — Побываю еще! Какие мои годы?

Звезды на небе исполняли какой-то замысловатый танец — двоились, троились, сливались вновь и выписывали на черном стремительные зигзаги.

— А где ж ты тогда с этой своей познакомился? — быстро спросил второй Шурик. Голос его прозвучал уверенней, громче. В нем проскользнули нотки торжества.

Первый Шурик оторвался от созерцания танцующих звезд и с трудом вник в суть вопроса.

— А иди ты, Нецветаев, к такой-то маме отсюда, понял? — ответил он, сникнув, и ушел сам, опасаясь не сдержаться.

В дом первый Шурик вошел браво, держа спину прямой, и сразу же увидел свой ремень. Свернутый, он мирно лежал на стуле. Шурик отвел глаза. На столе стоял желтый стаканчик из вощеной бумаги. Мать уже успела насыпать в него соль. Сама она, зябко обняв себя за плечи, ждала сына на пороге.