Николай Студеникин - Невеста скрипача

— С меня хватает, — обиделся Серега. — Чуток поменьше, чем ты, знаток!

— Ты думаешь? — серьезно спросил Женя. Он внезапно сообразил, что и вправду «чуток».

Из магазина они вышли с раздутыми карманами.

— А куда пойдем? — спросил Серега, отряхивая свой новый пиджак. — Где выпьем-то?

Женя задрал голову и увидел залихватский росчерк — вывеску кафе «Метелица».

— А вот в «Метлу», — решил он.

Внутри «Метла-Метелица» оказалась обычной столовой самообслуживания. Закусить взяли по салату и по второму — печенке с густой коричневой подливой. Выпили не таясь. Женя, вспомнив, как Эдик перемалывал зубами хрупкие куриные кости, отодвинул от себя помятую алюминиевую тарелку с печенкой. Серега уплел все сам, за двоих.

Потом, потаскавшись по городу, выпили еще, — уже на скамейке, среди благообразия и тишины детского парка, у постамента с гипсовой вазой. Серега, боясь испачкать новые брюки, на скамью не сел, пил стоя. Пустую бутылку сунули в вазу.

Потом Серега куда-то исчез. Оставшись в одиночестве, Женя вдруг твердо решил отведать шоколада «Гвардейский», о котором рассказывал мордастый санитар, и отправился в ближайший магазин.

Темнело, немощно светили уличные фонари.

— Ну, куда прешь? — спросил молоденький милиционер, рядовой, изо всех сил стараясь казаться строгим. — Не видишь — закрыто?

— У тебя, деревня, не спросил, закрыто или нет! — огрызнулся Женя и еще раз попытался проникнуть в магазинную дверь мимо рядового. — Видишь, кассы работают еще… А знаешь, где город Бургас? — спросил он, когда в магазинную дверь проникнуть не удалось. — Не знаешь? Потому тебе и лычек не дают!

Обиженный рядовой перешел на официальный тон:

— Отойдите, гражданин, не нарушайте… Фалалеев, Фалалеев! — вдруг закричал он, приподнимаясь на носках, и цепко схватил Женю за рукав.

Подоспел огромный Фалалеев с широкими лычками старшего сержанта на погонах. Он, мрачно хмурясь, выслушал юного коллегу и крепко взял Женю за руку повыше кисти.

— Пошли, — сиплым тенором сказал он.

И они пошли. В отделение.

— …обзывал «деревней» и вообще оскорблял при исполнении, — задушенным голосом доложил Фалалеев, поставив Женю перед перегородкой, за которой сидел дежурный капитан.

— Как фамилия? — спросил капитан, грозно шевеля бровями. — Ну-ка, что у тебя в карманах?

В карманах у Жени оказались: заводской пропуск с фотографией четыре на шесть, денег новыми пятирублевками пятьдесят пять рублей и мелочью — до рубля, самодельная алюминиевая расческа с длинной ручкой, неотправленная открытка и серый носовой платок, измятый до предела. Женя украдкой стряхнул на пол табачные крошки и обломки горелых спичек.

— Филипцов, значит? Значит, гражданин Филипцов, стираешь грани между городом и деревней? — спросил капитан, разглядывая самодельную расческу. — Та-ак, будем вытрезвлять, — решил он. — Посидишь пока у нас, придет машина с Желябова, отвезет тебя ночевать! К дворянам, раз деревня тебе не по душе! Цены там барские!

— Ха-ха-ха! — гулко засмеялся Фалалеев.

— Товарищ капитан! — схватившись за голубой барьер, закричал Женя.

— Что «товарищ капитан»? — спросил капитан, не поднимая головы.

— Не знаете, где город Бургас?

— Молчи лучше, Филипцов, — поморщился капитан. Он снял с рукава пушинку и придвинул к себе пухлую, прошнурованную тетрадь. — Не мешай людям работать!

— Раз говорят: молчи, — значит, молчи! — назидательно произнес Фалалеев. Он сидел на сваренном из листовой стали сундуке, в который уплыло содержимое Жениных карманов.

— Да как же молчать, товарищ капитан, если вы у меня адрес не изъяли? — взмолился Женя, показывая испещренный каракулями кусок картона — адрес столяра.

Капитан сделал свирепое лицо, Фалалеев, осуждающе качая головой, сполз с сундука, но тут заныл телефон без диска. Капитан — встал и снял трубку. Он так и слушал стоя.

— Есть, товарищ полковник! — молодецким голосом сказал он, положил трубку и только тогда сел на место.

И Фалалеев, и Женя с любопытством уставились на него.

— Значит, Фалалеев, так, — немного поразмыслив, сказал капитан. — Этого, — кивнул он в сторону Жени, — выгоним. Пусть интересуется географией по месту прописки. Машина наша на Желябова, вернется через два часа, не раньше, а подполковник будет у нас минут через сорок… Не пешком же этого орла вести, и примут ли… Не очень он вроде, — вслух размышлял капитан. — Ладно, Фалалеев, — распорядился он, — дай-ка ему веник, пусть подметет у нас и укатывает… Чтоб сразу на вокзал — и домой, понял? — обратился он к Жене. — Если приведут ко мне второй раз, тут же оформлю сутки. Или год, в согласии с указом! Понял, опрашиваю?

— Я? — переспросил обалдевший Женя.

— А кто, Пушкин, что ли? — рассердился капитан. — Бери веник!

Дежурку Женя мел быстро и небрежно, смачивая веник в сером от старости унитазе. Фалалеев дал ему совочек. Когда все было закончено, а мусор ссыпан в корзину, он отобрал у Жени веник и сказал, держа веник, как балалайку:

— Давай, орел, выматывайся отсюда к богу! Двигай на вокзал. И товарищу капитану, — обернулся он в сторону начальства, — спасибо не забудь сказать, что пожалел тебя, дурака, за пятнадцать рублей ночевать не отправил!

— Спасибо, товарищ капитан! — гаркнул Женя, опуская руки по швам, и щелкнул каблуками. — Никогда не забуду вашей доброты!

Что-то в его голосе капитану не понравилось.

— Штрафанул бы я тебя на десяточку, географ! — буркнул, отворачиваясь, капитан. — Фокусник! Чтоб у меня сразу на вокзал, понял?

— Так точно! — браво ответил Женя.

Капитан не выдержал и рассмеялся.

Женя сгреб свое имущество с прилавка и рассовал его по карманам. Фалалеев, громыхнув крышкой, снова запер стальной сундук на висячий замок.

— Деньги посчитай! — оглядываясь, посоветовал он.

— Я вас приветствую! — выходя вон, ответил Женя.

«Расческа», — вспомнил он, когда дверь закрылась за ним, и в нерешительности остановился. Было слышно, как капитан жаловался Фалалееву:

— Разводим, понимаешь, турусы на колесах! Говорят, что карать — потом, а сначала — профилактика. А у нас милиция! Ми-ли-ци-я, а не обком, к примеру, профсоюза! Такой вот фокусник старушку убьет, а я его лаской должен встречать, да? «А кто это к нам пришел? А кто это нашу бабушку зарезал?» — и за ухом его почесать, по головке погладить?..

— Он расческу свою забыл, — спокойно сообщил Фалалеев. — На радостях-то, что отделался легко… Самоделка, а хорошая! Ну, теперь уж не вернется…

«При чем тут профсоюз? — про себя удивился Женя. — Ишь ты, «бабушку зарезал»! Кому она сдалась, ваша бабушка?.. — Он нерешительно потоптался на месте. — Ладно, хрен с ней, с расческой, — решил он, — пусть причесываются! Сявке скажу, чтоб новую сделал, или сам… Домой надо, и часов, черт возьми, нет!»