Любен Каравелов - Повести и рассказы

Прошло две недели. После Петрова дня Николу с Пенкой обвенчали. Свадьба удалась на славу. Казанлыкцы говорили, что если бы не два — в общем мало значительных — происшествия, другой такой свадьбы невозможно представить себе не только в Болгарии, но и в самой преисподней.

Когда молодые возвращались из церкви, навстречу им вышла мать Стояна. Глядя на молодого полным ярости взглядом, она сказала:

— Погубил ты, сынок, хорошую девушку! И молодая твоя счастья не узнает, да и самому тебе радоваться не придется… Хоть мать твоя и говорит, что ты исправишься после женитьбы, а я скажу, что еще не было такой свиньи, которая рыться в навозе отучилась. А что отец твой с ребеночком Цоны Михаличевой делать станет? Ты думаешь, никто не знает, чей он? Смотрите, не утопите его в Кай-нардже, как ребенка Божьей коровки утопили… А теперь ступайте. Я вам все сказала, что на сердце было. Будьте прокляты, бессердечные, криводушные!

Второе происшествие было немножко посерьезней.

В среду после свадьбы Нено потребовались деньги, и он велел жене принести кошели, доставленные полтора месяца тому назад старшиной бакалейных торговцев. Неновица принесла только один.

— Я тебе велел оба принести, — сказал Нено.

— Да ведь старшина только один принес, — возразила Неновица.

— Как один?.. Два… Один с серебром, другой с золотом…

— На лавке только один кошель лежал, — воскликнула Неновица, всплеснув руками.

— Один? — взревел Нено, выпучив глаза, как старый филин. — Один кошель… один… только один! Разрази меня гром!.. А-а-а! Где Никола?.. Умираю!.. Держите меня! Шестьдесят тысяч грошей!

— Иван! — завопила чорбаджийка.

На губах ее выступила пена. Видимо, и она уже утратила любовь к своему «маменькиному сыночку».

Иван, еще служивший у чорбаджи Нено, несмотря на то, что давно уже прикопил деньжат, предстал перед своими повелителями и стал молча ждать приказаний. Но — о чудо из чудес! Ни хозяин, ни хозяйка не в состоянии были слова вымолвить!..

— О-о-о! Умираем! — проговорила, наконец, хозяйка, и слезы градом хлынули у нее из глаз. — Беги скорей, Иван, отыщи Николу!..

Деньги так и пропали…

Через неделю после описанного события отец Кын, о котором надо сказать несколько слов, собирал свои инструменты, готовясь совершить одно трудное, но полезное дело.

— Положи в узел новую епитрахиль, — сказал он молодому русому пареньку, которого тоже звали Иваном.

Надо вам сказать, что казанлыкцы очень любят Ива́нов, так же как копривштинцы — Лульов, карловцы — Тодорак, калоферцы — Тинков и сопотовцы — Цачов.

— Хватит, хватит чесаться-то. Пошевеливайся! — продолжал отец Кын и принялся умываться. — Ну-ка начнем, Иванчо: «Благословен бог наш…»

— «Слава отцу, и сыну, и святому духу», — подхватил Иванчо, завязывая узел.

— Скорей, скорей, Иванчо! «Господи, помилуй, господи, помилуй!» Читай: «Помилуй мя, боже!»

Поняли, какого рода было это дело и в чем заключалась хитрость отца Кына? Если не поняли, я вам объясню. Отец Кын имел обыкновение служить всенощную, заутреню и прочие пустячки у себя на дому, а для церкви оставлял только обедню, с которой, по правде говоря, расправлялся очень быстро. Иванчо, тоже принадлежавший к числу проворных, был не только правой рукой и правой ногой отца Кына, но также половиной его языка и его мозга. Сам отец Кын говаривал, что, не будь Иванчо, ни один православный не мог бы литургию Василия Великого выстоять. И вот, умываясь и одеваясь, отец Кын и Иванчо, не теряя времени, служили всенощную; к тому моменту, когда они подходили к церковной двери, у них подходила к концу заутреня; а когда отпирали церковь и пономарь зажигал свечи, уже литургия шла на всех парах. Побормочет Иванчо, побормочет батюшка, потом опять Иванчо — и когда старушки подходили к пангалу свечку купить, батюшка громогласно возглашал: «Со страхом божиим!», а Иванчо читал: «Молитвами святых отец…» — и все кончалось.

Но этот день был особенный: отец Кын встал раньше, чем обычно, и приказал Иванчу читать немножко помедленней.

— Сегодня обедню и часть заутрени надо будет в церкви отслужить, — сказал ученый и умный поп.

— Вот старушки-то удивятся! — захохотал Иванчо. — Они ведь всегда опаздывают…

— Молчи и читай! — ответил отец Кын. — Сегодня у нас много работы… «Приидите поклонимся цареви нашему богу…» Тебе придется пойти и отчитать над ним два раза псалтырь… Хорошо заплатят. Сын вчера шелковые носовые платки купил… «Слава тебе, боже, слава тебе…»

— Батюшка, он, говорят, от удара помер. Сын довел его… Деньги у него украл.

— Держи язык за зубами, — проворчал отец Кын и открыл дверь. — Длинная молитва и длинные языки господу не угодны… Читай быстрей!

— А возьмешь меня в субботу на кладбище? — спросил Иванчо.

— Палкой погоню, — промолвил отец Кын и продолжал возносить молитвы за всех православных христиан, за церковных старост и за тех, кто жертвовал на построение «храма сего».

— Какого храма? — спросил Иванчо. — Мы на базарной площади!

— Говорят тебе, молчи и читай! — воскликнул отец Кын и зашагал быстрей. — На кладбище никогда больше тебя не возьму… Прошлую субботу заглянул в мешок, а там только хлеб! Ты все сладкие пироги и медовые пряники слопал!

— Ни одного пряника не видал! — возразил Иванчо улыбаясь.

— «Ни одного пряника не видал!» Ты взгляни на рукава своего кафтана да на карманы брюк!.. Все медом вымазаны. Я все вижу. Прошлое воскресенье тебя чуть совсем мухи не заели… Читай «Верую»… Ты бы рад и меня проглотить.

— А отец Славе говорит, что это ты весь Казанлык проглотить хочешь, — сказал Иванчо. — Дескать, и домашние требы в околотке, и панихиды на кладбище, и литургии у него отнял.

— Молчи, Иван! — отрывисто промолвил отец Кын, входя в церковь.

Отец Кын — человек добрый и умный. Если он когда и бранит Иванчо, то не от злого сердца. Правда и то, что Иванчо заслуживает любви и дозволения есть слоеные пироги и медовые пряники, угощая при этом свои рукава и брюки.

— Другого такого, как Иванчо, нигде нет, — говорит отец Кын и рассказывает разные случаи из его жизни. — Послал я его как-то раз в село Эшеклере старушкам прочесть кое-что и велел большую книгу взять, в которой все молитвы есть. А он перепутал да взял другую… Что делать? Умный паренек: стал читать по той, по которой архиереи одни читают, и освятил храм во второй раз! Двух ослов со всяким добром получил тогда. Весь наш дом тем добром наполнил, хотя один ослик, вместе с ним и с хлебом поминальным, в Тунджу свалился.

Но как бы там ни было, отец Кын — добрый и умный человек. Если отец Славе не любит его, от этого не пострадают ни Казанлык, ни архиерей, ни городские корчмы! Отец Славе просто шуток не понимает. Как-то раз, в родительскую субботу, отец Кын вышел из церкви и отправился на кладбище раньше, чем обычно. А по болгарской пословице, «ранняя пташка рано поет». Так и отец Кын. Прочитав «Помяни, господи» над всеми своими могилами, он принялся читать и над могилами отца Славе. Неужто женщинам ждать целый день? У одних ребята дома голодные, у других корова недоена, у третьих тесто прокисает, у четвертых мужу на работу пора… Ну как не признать, что отец Кын — отзывчивый человек! Пришел отец Славе на кладбище, видит: отец Кын по его могилам бродит, будто разбойник с ножом в руке. Бросил отец Славе кадило, обложил его по матушке и убежал. А отец Кын засмеялся и крикнул ему вслед: «Рассердился батюшка, что сума пуста». С тех пор отец Славе не говорит отцу Кыну «доброе утро». Да отцу Кыну это нипочем. Надо вам сказать, что отец Славе — плохой человек. Он рассказывает про отца Кына разные истории, которые сам состряпал у себя под камилавкой. Например, говорит, будто как-то раз отец Кын похитил деньги с церковного блюда и пропил их в корчме Вельо, хотя они принадлежали трем священникам Узнав об этом, чорбаджии, попечители, жертвователи и церковные старосты собрались в кофейне и заставили отца Кына вернуть деньги и просить прощения у старого священника. Но это, конечно, пустяки.