Паскаль Рютер - Барракуда forever

— А что, так и есть! А теперь объясни наконец, что все это значит — эти сказки про новую жизнь? Полная фигня эта новая жизнь!

Видимо, она с трудом подавляла свои чувства весь вечер, а может, и все время после развода, а теперь они ударили ей в голову, как пузырьки шампанского. Она пошатнулась, отец бросился к ней:

— Мама, ты уверена, что не хочешь лечь спа…

— Ручки убери, малыш Самюэль Бонер, я крепко держусь на ногах! Новая жизнь… Я прекрасно понимаю, чего он боится, хоть он и весь из себя император. Он что думает? Что я круглая дура? Что у меня глаз нет? Он не хочет, чтобы я видела его в последнем раунде, трус несчастный.

— Мама, ты не в себе.

— Как раз наоборот, в себе как никогда. Просто нужно было, чтобы все это вышло наружу, сегодня или еще когда.

Она схватила наполовину опустевший фужер и, прежде чем отец успел опомниться, поднесла его к губам и допила залпом. Фужер выскользнул из ее руки, и осколки разлетелись по полу.

— Ой, бокал, мой бокал! — произнесла она, подавив икоту, расхохоталась и продолжала: — Ух, мне стало получше! Вдруг разом взбодрилась. Как подумаю, что… Чтобы я не видела его в последнем раунде! Но я-то именно этого хотела — чтобы мы провели последний бой вместе. Он до того упрямый, этот старый осел, что может так и уйти, не объяснившись, не сняв груз с души.

— Объяснившись в чем? — спросил отец, совершенно сбитый с толку. — О каком грузе ты говоришь?

Жозефина сложила руки высоко на груди и надулась, всем своим видом показывая, что не намерена откровенничать.

— Так, ни о каком. Только мне понятно. Ну, значит, я тоже начну новую жизнь. Похоже, это нынче в моде.

— Прямо сейчас? — с сомнением спросил отец. — Может, лучше телевизор посмотрим?

— Сегодня вечером — никакого телевизора. Кстати, смотри, что я сделаю с твоим пультом!

Она встала, вышла на кухню на несколько секунд, и оттуда послышался ее голос:

— В помойку!

Она вернулась, села на диван, сняла шапку Александра и протянула мне. Я водрузил ее себе на голову.

— Ну а ты, Леонар, ты-то знаешь? Что сделать, чтобы начать новую жизнь? А?

Краем глаза я видел, как мама зарисовывает все детали сцены.

— Если бы Наполеон был здесь, — снова заговорила Жозефина, — что он сделал бы, чтобы начать новую жизнь? Ну, я жду.

Она улыбалась. Мой взгляд упал на рекламный буклет аттракционов, который она получила по почте. Я ткнул в него пальцем.

— Капсула невесомости? — уточнила Жозефина. — Отлично! Летим. Запросто.

Я сразу же представил себе, как она с фантастической скоростью взмывает вверх в стеклянной капсуле, потом несколько минут парит в воздухе на двух эластичных тросах.

— Но, ма… ма… мама, — пролепетал отец, — по-моему, ты не совсем понимаешь…

— Я прекрасно все понимаю. И уже не в том возрасте, чтобы спрашивать у тебя разрешения. Так что сиди тут и смотри эту свою штуку дурац…

Протяжно зазвонил телефон, и все подумали одно и то же: Наполеон сейчас внесет свою лепту — потребует себе место в камере невесомости.

— Он как раз вовремя, этот упрямый осел, сейчас скажу ему, что я обо всем этом думаю!

Она взяла трубку, вытаращила глаза и раскрыла рот от удивления, потом немного разочарованно проговорила:

— А, это вы. Не узнали голос? Нет, все хорошо. Да-да, и вам тоже веселого Рождества. Да-да, и веселой Пасхи, раз уж на то пошло. Да нет же, я вовсе не странная.

Она прикрыла рукой трубку и прошептала:

— Это Эдуар.

Несколько минут она слушала, что ей вещал Эдуар, равнодушно уставившись в никуда. И вдруг напряглась:

— Замуж? За вас? Ну, понимаете, э-э-э… А почему нет? Вы как раз вовремя, я начинаю новую жизнь! Да ничего я не пила! Вовсе нет, мозги у меня в полном порядке. Я подумаю. Да-да, с ответом тянуть не буду.

Она, посмеиваясь, положила трубку.

— Он сам этого хотел. Рожденный жен бросать… да пошел он… Думает, я его буду ждать до второго пришествия. Вперед, в невесомость!

Пока она искала у себя в комнате, что бы надеть, отец, слегка захмелевший от шампанского, шепотом спросил у мамы:

— Кажется, я что-то упустил… Моя мать, вот сейчас…

— Что?

— Дала согласие выйти замуж?

Мама прикусила губу:

— Похоже на то.

Ярмарочная площадь кишела людьми. Она отбрасывала в небо круглый сноп ослепительного холодного света. Жозефина слегка пошатывалась, ее приходилось иногда поддерживать. Камера невесомости возвышалась на центральном почетном месте, словно бросая всем вызов и зажигая в глазах публики огоньки страха.

— Вот, я выйду оттуда совсем другой! У меня тоже начнется новая жизнь.

— Мама, ты не передумала? Ты же знаешь, иногда что-нибудь сделаешь, а назавтра… На автодроме, например, тоже можно хорошенько встряхнуться…

— Хватит говорить со мной как с больной, прибереги свою философию для себя. Хоть я и не занималась боксом, но тоже имею право изменить свою жизнь. — Она помолчала, потом добавила: — Вечность приятно с кем-то разделить!

Нам пришлось немного соврать насчет возраста: мне было маловато лет, а ей многовато.

Через три минуты мы уже были в камере, ноги болтались в пустоте. Я крепко струхнул, а Жозефина смеялась не переставая. Прошло несколько секунд, и эластичные тросы натянулись. Мама и отец смотрели на нас в полном ужасе. Какой-то зритель сказал, глядя на Жозефину:

— Надо же, какая храбрая!

— Это моя мать! — гордо сказал отец.

Начался обратный отсчет. Время последних желаний.

— Бабушка!

— Что?

— Ты знаешь, тот пляж…

— Пляж? Какой пляж?

— Но ты же знаешь, пляж Наполеона…

— Ах да, пляж Наполеона.

— Если останемся живы, ты мне его покажешь?

— Покажу, обязательно покажу.

На обратном пути Жозефину трижды вырвало. Она делала знак рукой, отец останавливался на обочине, и она пулей вылетала из машины.

— Мне это начинает надоедать, — ворчал отец. — Неужели нельзя вести себя поспокойнее, в их-то возрасте? Ну ладно отец, с ним все ясно, я привык. Мне уже давно понятно, что это бомба, которую безуспешно пытались разрядить, и что его любимое занятие — портить мне жизнь. Но Жозефина, такая мягкая и добрая… Теперь еще эта история с замужеством… Мне нужен отпуск, настоящий отпуск, там, где меня никто бы не доставал, где меня лелеяли бы и ублажали.

— А что? В доме престарелых как раз, — заметила моя мать.

— Что вы здесь обсуждаете, негодники? — спросила бабушка, прыгнув в машину.

И мигом уснула, храпя как паровоз. Добравшись до дому, мы уложили ее, спящую, на диван. И остались сидеть рядом и смотреть, как она спит.

— Как забавно, — задумчиво сказал отец. — Спящие, они кажутся такими безобидными. Но стоит им открыть глаза, как начинается коррида!

Словно услышав его, Жозефина приподняла веки. Взгляд был живой и острый.