Олдос Хаксли - Эти опавшие листья

– Вам скучно, попросту скучно, – произнес мистер Кардан. Он посмотрел на Кэлами поверх своего бокала и сделал большой глоток словно за его здоровье. – В последнее время вам не повстречался человек, которым вы смогли бы увлечься. Если, конечно, у вас не воспалились желчные протоки.

– Нет, – улыбнулся Кэлами.

– Или это первый приступ климактерического периода? Вам, случайно, не тридцать пять лет? Пятью семь – очень опасный возраст. Хотя, конечно, ему не сравниться с тем, что происходит в шестьдесят три. Вот когда наступает настоящий климакс. – Мистер Кардан покачал головой. – Хвала Господу, я миновал его, не умерев, не вступив в лоно римской церкви и не женившись. Воистину спасибо за это. А как обстоят дела у вас?

– Мне тридцать три, – ответил Кэлами.

– Самый безвредный период в жизни. Тогда все объясняется одной лишь скукой. Повстречаете какую-нибудь молодую соблазнительницу, и весь прежний пыл вернется.

Лорд Ховенден засмеялся чуть слышным смехом много повидавшего на своем веку человека. Кэлами покачал головой.

– Но мне вовсе не хочется, чтобы он возвращался, – заявил он. – Я не желаю поддаваться чарам никаких обольстительниц. Это глупо, по-ребячески. Прежде я тоже считал, что доля баловня судьбы достойна восхищения и зависти. Дон Жуану отведено в литературе почетное место, и всем кажется только естественной похвальба Казановы своими победами. Вот и я плыл по течению, соглашаясь с общепринятыми суждениями, и когда был удачлив в любви, – а я, к сожалению, был в ней удачлив всегда, – то придерживался о себе более высокого мнения.

– В этом смысле все мы похожи, – заметил мистер Кардан. – Простительная слабость.

Лорд Ховенден закивал и отпил глоток вина.

– Простительная, несомненно, – сказал Кэлами. – Но, если задуматься, не слишком разумная. Ведь гордиться особенно нечем, как нечем и похваляться. Чтобы понять это, достаточно подумать о других «героях», которые наслаждаются плодами таких же успехов или даже более значительных и многочисленных, чем ваши. И кто предстанет перед вами? Тесные ряды наглых конюхов и развязных спортсменов, очерствевших толстокожих негодяев и отвратительных старых сатиров; деревенских простаков с чудными кудряшками при полном отсутствии мозгов или маленьких и пронырливых сутенеров; молодых людей неопределенного пола с вялым рукопожатием и волосатых гладиаторов – словом, огромная армия, составленная из наиболее одиозных образцов человеческих особей. И что же, мне гордиться принадлежностью к их числу?

– А почему нет? – усмехнулся мистер Кардан. – Мы должны благодарить Бога за любой врожденный талант, который нам отпущен свыше. Если ваш дар в области высшей математики, возблагодарите Всевышнего, а если вам дано легко соблазнять женщин, это не должно уменьшить вашей благодарности. Рассмотрите процесс вознесения хвалы Господу более внимательно, и он покажется вам сродни гордости за себя или хвастовству успехами. Лично я не вижу большого вреда, когда кто-то не слишком громко похваляется частичкой дара Казановы, которой наделен. Вы, молодежь, всегда так чертовски нетерпимы к другим. Вам кажется непозволительным, чтобы кто-то отправился в рай или в ад не той дорогой, которая получила ваше одобрение… Вам надо бы пролистать одну индийскую книгу. Индусы подсчитали, что существует восемьдесят четыре различных типа человеческих существ, и у каждого свой жизненный путь. Наверное, они даже преуменьшили это количество.

Кэлами рассмеялся.

– Я могу говорить лишь о том типе, к которому принадлежу сам, – сказал он.

– А Ховенден и я только о своих типажах. Верно, Ховенден? – спросил Кардан.

– Конечно, – ответил молодой человек, но почему-то зарделся.

– Продолжайте, – попросил Кардан, снова наполняя бокал Кэлами.

– Так вот, – снова заговорил тот, – если принадлежишь к тому типу, к которому принадлежу я, то не можешь получать удовлетворения от подобных успехов. И удовлетворение тем меньше, чем глубже я задумываюсь над их природой. Либо вы влюблены в женщину, либо нет. В первом случае вы дали увлечь себя своему воспаленному воображению, чувствам или же интеллектуальному любопытству. Если же не влюблены, то все сводится к чистым экспериментам в области прикладной физиологии с элементами психологических опытов для придания процессу хоть какого-то интереса. Но стоит вам по-настоящему полюбить, и это означает порабощение, подчинение и зависимость от другого человеческого существа, причем унизительную. И унижение тем сильнее, чем более вы склонны к порабощению и подчинению.

– А поэт Браунинг так не считал, – заметил мистер Кардан. – «Вот женщина. Ее предназначенье быть нам желанной, только и всего…»

– Браунинг был дураком.

Однако лорд Ховенден придерживался мнения, что прав был именно Браунинг. Он думал о лице Ирэн, смотревшей в прорезь медного колокола волос.

– Браунинг принадлежал к другому типу, – объяснил мистер Кардан.

– Да, но к типу дураков. Я настаиваю на своей точке зрения, – заявил Кэлами.

– А если по правде, – произнес мистер Кардан, прикрыв свой обычно подмигивающий глаз, – то я склонен согласиться с вами. И на самом деле я не настолько терпим ко всему, как мне хотелось бы.

Кэлами в задумчивости хмурился, занятый своими мыслями, а потом, не продолжив обсуждения степени терпимости мистера Кардана, сказал:

– Если подводить итог разговора, то остается без ответа вопрос: где выход? И что можно сделать? Поскольку очевидно, как вы верно отметили, что соблазны снова возникнут. Аппетит приходит во время еды. А философия, которая помогает справиться с прошлыми и будущими искушениями, почему-то всегда оказывается бессильна перед настоящим.

– Буду счастлив ответить, – улыбнулся мистер Кардан. – Вопрос в другом. Вы знаете более предпочтительный вид спорта для закрытых помещений? Только отвечайте честно: знаете или нет?

– Вероятно, нет, – сказал Кэлами, в то время как лорд Ховенден усмехнулся, услышав последнее замечание мистера Кардана. – Но в том-то и дело. Неужели разумный мужчина не может найти для себя более достойного занятия, чем спорт в закрытых помещениях?

– Вряд ли.

– Возможно, – продолжил Кэлами. – Но вот я начинаю ощущать, что с меня довольно занятий любыми видами спорта на свежем воздухе или под крышей. Мне бы хотелось найти теперь для себя более серьезное дело.

– Но это легче сказать, чем сделать, – покачал головой мистер Кардан. – Для людей нашего образца трудно найти занятие, которое было бы действительно серьезным. Разве не так?

Кэлами вздохнул:

– Верно. Но в то же время постоянные занятия спортом постепенно принижают в нас человеческое достоинство. Становятся все более аморальными. Я бы так это и охарактеризовал, если бы само слово не казалось мне абсурдным.