Мор Йокаи - Призрак в Лубло

Она вдруг поняла, что какая-то общая судьба, общее горе связывают женщин.

— Лучше разочароваться раньше, чем позже. . когда еще можно помочь горю.

Жужика опустила голову и, чтобы никто не видел ее лица, ее налитых слезами глаз, принялась разглядывать свои туфли.

— Разницы нет, дорогая, выйдешь ли ты замуж за того, кого любишь, или за того, кого не любишь. Так или иначе любви приходит конец. Только и разницы, что разочаровываться в любимом человеке горше...

В комнату вошел господин инженер. Он взглянул на девушку, которая, вся сжавшись, сидела у ног его жены.

— Когда будет свадьба, Жужика?

— Никогда.

— Что так? А жених куда девался?

— Во время уборки под лед провалился.

Язычок-то у нее был еще остер, отвечать она умела.

— Жаль.

Он пристально посмотрел на Жужику и умолк.

В это время хозяйка вышла из комнаты, и они остались одни.

Жужика встала, повернула голову, и перед глазами у нее снова поплыли круги. Вот опять ее охватывает то волнение, тот неприятный жар. . Господи, что это?.

Мужчина стоит с наклоненной вперед головой и смотрит.

А что он думает?. Что они вообще думают, мужчины, и почему от их взглядов лицо девушки вспыхивает, будто ее коснулось что-то дурное?

Господин инженер, как всегда, курил сигару. Она торчала у него во рту между толстыми губами, словно толстый сучок на израненном дереве.

Жужика бросила на инженера быстрый взгляд.

— А почему жаль? – спросила она.

— Почему?.. Потому, что сейчас ему бы повезло.

Инженер произнес это так заманчиво и многообещающе, словно собрался сделать доброе дело. Но глаза его говорили иное, – волчьи, пронизывающие глаза кровопийцы, жестокие и кровавые.

— Я устроил бы его на железной дороге.

Жужика так и обмерла.

— На железной дороге?

— Да.

— На железной дороге? А кем же?

— На должность. На постоянную должность. Не понадобилось бы ему больше ходить на поденщину. Положили бы ему там приличное жалованье в начале каждого месяца.

Зимой и летом одинаковое.

Глаза у Жужики налились слезами.

— Глупый, глупый, – повторяла она.

— Была бы у него и настоящая меховая шуба, шапка. А

сдал бы экзамены – так и чин получил бы...

Инженер смотрел на нее и говорил так тихо, что, казалось, он нашептывает девушке на ухо какой-то секрет.

— Даже квартиру смог бы ему устроить.

— Квартиру?

— Освобождается дом садовника, тот, что поменьше. . У

меня. . на винограднике. . Даже работать за него не пришлось бы, разве только за цветами присматривать... Ты бы ходила сюда, к нам, и ухаживала бы за цветами. Работа легкая, приятная... Ты любишь цветы?

— Да.

Жужика закрыла глаза.

Инженер говорил все тише, все прерывистее.

— Значит, ты хорошая девушка.

— Почему?

— Если любишь цветы.

— А вы тоже любите цветы?

— Я тоже.

— Какие вы любите цветы?

— Ах ты цыганка...

Жужика отстранилась.

— Что это я хотела вам сказать?

— Ну, говори же...

— Мой брат...

— Ну-ну!..

— Женится он.

— Кто?

— Мой старший брат.. который вернулся из России. .

домой. Знаете...

Лицо ее пылало. Ой, сейчас нужно быть осторожной.

Если уж она прозевала свое счастье, то хоть для Андриша надо его поймать.

— Да, – спросил инженер.

— Его... вы смогли бы...

— Что?

— Возьмите его, а?

— Хм.

— На железную дорогу... Он женится!

— Да?

— Да.

— А у него красивая невеста?

Жужика вздрогнула.

Инженер уже нагнулся к ней совсем близко, взял за подбородок, и от этого прикосновения мужчины у девушки загорелось все тело, как лампочка, когда включают ток.

— Жужика?

— Ну?

— Я хочу тебе что-то сказать.

— Что-нибудь хорошее?

Инженер торопливо обхватил ее голову руками, одну ладонь он положил на закрученную в узел косу, а другую –

на мягкий подбородок у самого горла и уже собирался поцеловать, как вдруг она так дернулась всем телом, так замахала руками и толкнула его, что он в испуге отступил.

— Но-но-но, – проговорил он, – что с тобой? Хочешь пару сережек?

— Пошли прочь! – крикнула Жужика и, повязывая платок, бросилась из комнаты.

Инженер прошипел ей вслед:

— Не пришлось бы отцу твоему с матерью бедствовать на старости лет. .

Но Жужика этого уже не слышала, она бежала как ошпаренная и не останавливалась до самого дома.

Дома ее ждал гость; Андриш привел какого-то, смахивающего по виду на барина, человека с закрученными усиками который при ее появлении поднялся и представился:

— Имею честь. . Енё Тоби, – сказал он.

Жужи казалось, будто, вырвавшись из пасти одного волка, она попала в лапы другому. Незнакомец, приоткрыв рот, так и уставился на нее своими выпученными глазами; она то краснела, то бледнела.

— Что вам угодно?

— Вы, барышня, угодны мне. . с первого взгляда и до гробовой доски.

Жужике не очень-то нравились подобные типы.

— Он сапожник, – сказал Андриш.

— Андриш, – воскликнула Жужика, – ступай к господину инженеру, он возьмет тебя на железную дорогу, квартиру обещает, домик садовника.

Сказав это, она гут же пожалела, но было уже поздно забирать слова обратно. Жужика отвернулась, сняла платок, сложила его и спрятала в ящик.

— Разрешите угостить вас конфетами, – обратился к ней сапожник.

Она поколебалась, но все же взяла одну.

Немного погодя Жужика вынула ее изо рта и выбросила в лежавший у печки хворост.

18

Увидеть Йошку было, конечно, невозможно! Он работал на хуторе Мароти.

В пятницу вместе с ним пришла туда на смотрины и его сестра Жофи. Ей тоже все понравилось, – да и кому не понравится красивый, уютный дом, большая конюшня, высокие стога сена, свинарник и скотина: две отличные пегие лошади, дойная корова, два поросенка (большую свинью уже зарезали, а она, наверное, тоже была отменная, потому что чистого веса в ней было сто шестьдесят один килограмм). На будущий год уже откармливают двух подсвинок. А о множестве кур, о красивом большом петухе с красной бородой, о гусях говорить нечего. Одних яиц сколько! Жофи случайно заглянула в каморку, в которую ее так и не впустили, но, когда открылась дверь, она успела заметить большую корзину, доверху заполненную яйцами,

– господи помилуй, в ней было их не то что триста, пожалуй, целая тысяча!

Да и наработалась же она на этих смотринах, руки чуть не отнимались. Уже и темнота наступила, не видно ничего, в каморке же горела одна только плошка, – но хозяева так душевно упрашивали то ссьшать зерно в сусек, то переставить мешки, что нельзя было отказаться. На следующий же день, – будто только ее, Жофи, целый год ждали, –

принялись за большую уборку. Пришлось выгребать из всех углов мусор, проветривать вещи, снимать паутину.

Удивительно, сколько они успели сделать к субботе. А при расчете Жофи оказалась очень стеснительной; не в пример другим девушкам, у которых хорошо подвешен язык, она не умела ни просить, ни брать заработанное, – словно и не беднячка.