Юрий Семенов - Тропа обреченных

— Чего надо? — спросил Антон Тимофеевич и — к дядьке: — У тебя там похмелиться не найдется?

Лесник вытаращил на него глаза, но тут словно на выручку пришел верховодящий бандит, с ухмылкой заговорил:

— Дак он с похмелья, паразит. Ничто не мило ему и тюрьма не страшна. — Он достал фляжку и плеснул в кружку самогонки. — Хватани, герой, ты заслужил.

«Дернуло с языком, напоролся», — клял себя чекист, изображая удовольствие от выпитого. А потом ему пришлось рассказать все, что произошло в Бабаеве.

— А попал ему в башку-то, «ястребку»?

— Мне бежать надо было, а не разглядывать.

— Точно говоришь? Смотри, проверим. Давай знакомиться. Кузьма Кушак, а это мои хлопцы, — кивнул он на вошедших парней.

— Антон, фамилия Сухарь.

— Псевдо успеешь себе придумать, если возьмем к себе. Собирайся живо, нельзя тебе в Тернополь.

— Мне и тут хорошо.

— А мне лучше знать, где тебе будет ладно. Сюда НКВД вот-вот может налететь. А ты уже в розыске, хоть обрейся и нос набок свороти, найдут. Помогу тебе надежно, понравился ты чего-то мне. Собирайся, говорю, пойдешь с нами. А ты, Селиван, в случае чего нас тут не видел. Понял?

…Не в правилах Зубра было возвращаться в схрон, из которого ушел, тем более с опасением, как бы там не накрыли. Но делать нечего, пришлось ночью свернуть с маршрута, чтобы укрыть Муху. Вконец застращал ее Зубр чекистами и тюрьмой.

Прощался с ней в схроне с покровительственным поцелуем в лоб, наставляя:

— Неделю потерпи одна, пришлю за тобой, с комфортом заживешь… тут и еда, и покой. Не вздумай уйти… Не вздумай!

По лесу группа отправилась напрямки в сторону Боголюб: впереди Дмитро, за ним через сотню шагов Сова, постоянно сходясь и расходясь, сверяя направление. А уж за ними в некотором отдалении шел Гринько — надрайонный главарь Зубр со своим телохранителем Алексой.

Лесистые холмы подсказали, что вышли южнее Рушниковки. Прилично отмахали на одном дыхании — больше двадцати километров, присели накоротке. И только тут Гринько пожалел о том, что не оставил Муху в Рушниковке у рябого драчуна Помирчего. При этом он даже не вспомнил о препятствии, которое не допускало устраивать там разыскиваемую женщину: в просторном схроне под домом находилось пропагандистское гнездо.

До рассвета оставалось около двух часов, можно бы успеть преодолеть огромное поле и проникнуть в Боголюбский лес. Дмитру с Алексой в непроглядную темень здесь, на кочковатой полянке, все было знакомо на ощупь — в пятнадцати метрах под березой находился лаз в схрон, в котором они жили с Зубром в начале ушедшей зимы.

Без труда выйдя к березе, Дмитро сразу нашел присыпанную землей ляду, сунулся руками к стволу и нащупал металлическую коробку, извлек ее из-под корня. В коробке, как и ожидалось, лежал скрученный «грипс».

Укрывшись пиджаком и включив фонарик, Зубр прочитал предназначенное ему короткое предписание, подписанное Рысью — эсбистом Хмурого. В нем указывалось, чтобы друже Зубр приказал своим спутникам укрыться в бункере возле горелой поляны, сдал им оружие и отправился на запад. Пройдя полтысячи шагов, он должен остановиться и подавать условные сигналы. О селе Боголюбы в «грипсе» не было ни слова.

«Что это может значить?! — ошпарила Зубра сама подпись — Рысь, обрубающая настораживающий текст. — Служба безопасности! Она с добром никогда не вмешивалась. Не удавкой ли тут пахнет?»

Гринько еще никогда не предлагали сдать оружие. Именно это обстоятельство прежде всего заронило тревогу, а уж подпись эсбиста Рыси разожгла ее. И он засомневался, стоит ли ему идти одному на запад эти полтысячи шагов. Но в то же время знал, возникающие сомнения не приведут его ни к какому решению, кроме одного, предписанного ему: оставить попутчиков, сдать им свое оружие и пойти по указанному пути. Иного ему не дано. С СБ шутки плохи, она и невиновных на тот свет отправляет.

Зубр подозвал к себе попутчиков.

— Вы останетесь здесь, в схроне, до моего возвращения, — не очень уверенно произнес он и с нажимом добавил: — Нате, возьмите мое оружие, у нас новые порядки заведены.

Как же неузнаваемо может перемениться человек, окажись он на самом что ни на есть своем месте в деле! Его прямо-таки не узнать становится, преобразится весь. Точно так переменился лейтенант Проскура с той минуты, когда усвоил свою предстоящую роль: пойдет с паролем в дом, где последний раз был Скворец — связной Угара, чудом оставшийся в живых, о чем пока ни одна бандитская душа не знала.

Не пришлось капитану Чурину возиться — натаскивать Проскуру, избравшего себе неброскую «бандитскую» кличку Прок, что, по его разумению, означало: будет работать впрок. Экипировавшись, он явился в кабинет Чурина, оглядел углы, пошарил на столе, спросил властно:

— Ты, дядько Пересядько, чего зенки таращишь: не признал? — Приблизился вплотную к капитану: — Не узнаешь?.. А со Скворцом тоже не признал бы? И колбасы не отряжал нам прошлый раз?.. Блохи водятся в доме?

Чурин вспомнил пароль, упоминавшийся в показаниях арестованного бандита, принял игру лейтенанта, ответил:

— Есть блохи малость, к лету разведутся.

— Летних мы еще успеем покормить. Дай-ка сперва пожрать, — придвинул он к столу стул, сел и повысил голос: — Я кому сказал, шевелись!

— Туточки, подам… и сальца, и колбаски, — двинулся из-за стола Чурин, а сам рукой показывает, дескать, присаживайся к столу по-настоящему.

— Да не тревожьтесь, товарищ капитан, надо будет, котел каши съем, чтоб убедить, какой голодный.

Чурин в это время придирчиво оглядел Проскуру и вдруг, ухватив его за плечи, энергично предложил:

— Распрямись-ка, не сутулься, чтоб грудь колесом!.. Свысока гляди. А то как затюканный писарчук… Во!.. Губы подбери. Ты, Паша, все время на физиономии эту маску держи… Сыграл ты экспромтом ничего.

Ночь пришла морозная и сырая, какие нередко бывают по весне на Волыни, с промозглым, пронизывающим ветром над подледенелой землей.

Холодно и неуютно на ней Проскуре — Проку. Он затаился с подветренной стороны за стожком, откуда видно было входное крыльцо с навесом в хате Кули, Незамеченным нельзя ни войти в дом, ни выйти из него.

Время медленно ползло к полуночи. Одетый в простой хлопчатобумажный пиджачок и тонкие штаны, он весь продрог.

Но войти в хату Кули раньше полуночи Скворец не велел. Точность — пароль Угара, сам ли он приходил или являлись от его имени.

Проскуре поручили установить контакт с Ганной Кулей потому, что она, бесспорно, была связной районного главаря. С нею поддерживал контакт захваченный Скворец, который рассказал о симпатии молодой женщины к Угару, дав понять, что для него она сделает все, что может. О конкретной роли Кули в пособничестве бандитам Скворец умолчал, ответив всего лишь: «Да что попросишь, то и сделает». И проговорился о двух «грипсах», взятых то ли в тайнике, то ли у Кули. Скорее всего, у нее, иначе зачем бы он заходил в хату. Угар не пошел за ним, это Скворец подтвердил.