Эрнест Хемингуэй - По ком звонит колокол

– Но сейчас мы станем одним целым, и каждый в отдельности перестанет существовать. – Потом она сказала: – Я буду тобой, даже когда тебя здесь не будет. Ох, как же я тебя люблю, и я должна хорошо о тебе заботиться.

– Мария.

– Да.

– Мария.

– Да.

– Мария.

– О да. Прошу тебя.

– Тебе не холодно?

– Нет. Натяни мешок себе на плечи.

– Мария.

– Я не могу говорить.

– О, Мария. Мария. Мария.

Потом, после, когда, спокойная и счастливая, лежала, касаясь головой его щеки, тесно прижавшись к нему в длинном теплом спальном мешке, куда не проникал холод снаружи, она сказала:

– Тебе хорошо?

– Como tu [97] Как и тебе ( исп .). , – ответил он.

– Да. Но днем было по-другому.

– Да.

– А мне так даже больше понравилось. Умирать не обязательно.

– Ojala no – надеюсь, что нет, – сказал он.

– Я не то имела в виду.

– Я знаю. Я знаю, что ты имела в виду. Мы подумали одинаково.

– Тогда зачем ты сказал это, а не то, что подумала я?

– У мужчин голова устроена по-другому.

– Тогда я рада, что мы разные.

– Я тоже. Но я понял то, что ты сказала об умирании. Просто ответил по мужской своей привычке. Но чувствую я то же, что и ты.

– Что бы ты ни делал и что бы ни говорил, я всегда буду считать, что так и должно быть.

– Я люблю тебя, и имя твое люблю – Мария.

– Самое обычное имя.

– Нет, – возразил он. – Оно не обычное.

– Давай теперь поспим? – сказала она. – Я легко засыпаю.

– Давай. – Он почувствовал, как ее длинное легкое тело прильнуло к нему, согревая, успокаивая, прогоняя одиночество, словно по волшебству, простым прикосновением бедер, плеч, ступней, заключая с ним союз против смерти, и он сказал: – Спи спокойно, мой длинный крольчонок.

– Я уже сплю, – ответила она.

– И я сейчас засну. Спи спокойно, любимая.

И он заснул и был счастлив во сне.

Но среди ночи он вдруг проснулся и крепко прижал ее к себе, словно в ней заключалась его жизнь, которую у него хотели отнять. Он обнимал ее, чувствуя, что она – это вся жизнь, которая у него осталась, и так оно и было. Но она спала спокойно, глубоко и не проснулась. Тогда он перевернулся на бок, натянул край мешка ей на голову и, тоже забравшись в мешок с головой, поцеловал ее в шею, потом подтянул покороче шнурок, на котором крепился револьвер, положил его рядом, чтобы он был под рукой, и, лежа в ночной темноте, погрузился в свои мысли.

С приближением рассвета подул теплый ветер, и Роберт Джордан услышал, как тающий снег, срываясь с деревьев, тяжело шлепается на землю. Высунув голову из мешка и сделав первый вдох, он уже знал, что вчерашняя метель была всего лишь капризом здешней природы и к полудню от нее не останется и следа. А потом он услышал глухое шлепанье забитых мокрым снегом лошадиных копыт – какой-то всадник рысью приближался к лагерю. Слышно было, как чехол карабина, поскрипывая кожей, хлопает о седло.

– Мария, – сказал он и тряхнул девушку за плечо, чтобы разбудить. – Не вылезай из мешка.

Одной рукой застегивая пуговицы на рубашке, другой он уже держал револьвер, большим пальцем спуская его с предохранителя. Краем глаза он заметил, как стриженая голова девушки нырнула в мешок, и в этот момент сквозь деревья увидел приближавшегося всадника. Сжавшись в мешке и держа револьвер обеими руками, он прицелился в него. Никогда прежде он этого человека не видел.

Теперь всадник, ехавший на крупном сером мерине, оказался уже почти напротив. На голове у него был берет цвета хаки, на ногах – тяжелые черные ботинки [98] Офицеры франкистской армии носили высокие ботинки на шнуровке. , плечи на манер пончо покрывала плащ-палатка. Справа к седлу был приторочен чехол, из которого торчали ствол и длинная дуга обоймы короткоствольной автоматической винтовки. Лицо у всадника было молодое, суровое, и только в этот момент он увидел Роберта Джордана.

Его рука потянулась вниз, к чехлу, и, когда он наклонился, чтобы рывком выхватить из него автомат, Роберт Джордан заметил у него на груди слева алый значок с официальной эмблемой, приколотый поверх плащ-палатки.

Прицелившись в середину груди, чуть ниже значка, Роберт Джордан выстрелил.

Выстрел громко прогремел в тишине заснеженного леса.

Лошадь рванулась вперед как пришпоренная, молодой человек, продолжавший держаться за чехол, вывалился из седла лицом вниз, но его правая нога застряла в стремени. Лошадь понеслась через лес, волоча за собой тело, бившееся о землю. Роберт Джордан поднялся во весь рост, держа револьвер теперь уже в одной правой руке.

Огромный серый мерин галопом мчался между деревьями. На снегу позади него оставался широкий след от волочащегося тела, по краю отмеченный кровавой полосой. Из пещеры выбегали люди. Роберт Джордан наклонился, выдернул брюки из своей импровизированной подушки и стал их натягивать.

– Одевайся быстрее, – сказал он Марии.

Над головой он услышал рокот пролетающего очень высоко самолета и сквозь деревья увидел, что лошадь остановилась, всадник все так же висел сбоку вниз головой, застряв ногой в стремени.

– Иди поймай лошадь, – крикнул он Простаку, который уже бежал к нему, и спросил: – Кто был на верхнем посту?

– Рафаэль, – ответила Пилар, стоявшая у входа в пещеру, она не успела причесаться, две косы спускались у нее вдоль спины.

– Где-то поблизости кавалерийский разъезд, – сказал Роберт Джордан. – Тащите сюда свой чертов пулемет.

Он услышал, как Пилар, обернувшись, крикнула в глубь пещеры: «Агустин!», потом она вошла внутрь, а из пещеры выбежали два человека; на плече у одного висел ручной пулемет с треногой, другой тащил мешок с дисками.

– Иди с ними наверх, – сказал Роберт Джордан, обращаясь к Ансельмо. – Ляжешь рядом с пулеметом и будешь крепко держать треногу.

Трое мужчин побежали вверх по тропе, петлявшей между деревьями.

Солнце еще не взошло над вершинами гор. Роберт Джордан, выпрямившись, застегнул брюки и затянул ремень, пистолет все еще висел у него на запястье. Он вложил его в кобуру, притороченную к ремню, вытянул шнурок на всю длину и через голову накинул петельку на шею.

Кто-нибудь когда-нибудь удушит тебя этой штукой, подумал он. Но пока она свою службу сослужила. Он достал пистолет из кобуры, вынул обойму, вставил в нее недостающий патрон из патронташа, прилегающего к кобуре, и вернул обойму на место, в основание рукояти.

Сквозь деревья он видел, как Простак, держа лошадь под уздцы, высвобождает ногу всадника из стремени. Убитый упал лицом в снег, и Простак обшарил его карманы.

– Эй, веди лошадь сюда! – крикнул ему Роберт Джордан.

Присев, чтобы надеть свои альпаргаты, он спиной почувствовал, как Мария возится в мешке, одеваясь. Но сейчас для нее не было места в его жизни.