Эндрю Холмс - Клуб для джентльменов

Я пристраиваюсь к спине толстой туристочки, и мы на пару проходим через турникет. Туристочка ошарашенно оглядывается на меня — возможно, она уже давно не имела такого плотного контакта с мужчиной. Я громко извиняюсь и бормочу что-то об испорченном соседнем турникете. Преимущество иметь на себе дорогой и чистый костюм — ни туристам, ни аборигенам, ни служащим подземки не приходит в голову, что так одетый человек способен ловчить и экономить на билете!

На платформе я разглядываю огромную афишу «Подружки гангстера» — она на стене за путями. Мысленно я украшаю афишу моими словами:

ПРЯМАЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ ВИАГРЕ

Хорошо бы смотрелось.

Бенстид так бы и балдел, блудливый виагрец .

И миссис Би получит свою порцию удовольствия.

Ишь, в кружевном корсете на китовом усе и чулочки в клеточку!

А если тебе рога пририсовать, понравится?

Ужо выйдет моя статья — придется корсетик распустить, чтоб продышаться от злости!

А может, она только рада будет — юристики тут же подскочат и расскажут, сколько она заработает на успешном разводе.

Во всей этой истории пострадает одна Хайди — разумеется, в случае, если я ее не выручу из беды.

Она, бедняжечка, пока не знает, что ей грозит беда… и спаситель из беды.

Пока я жду поезд, эти мысли вертятся у меня в голове — такие же головокружащие, как и три только что выпитые кружки пива. Ах, Хайди, Хайди, ты мое спасение, прощение и моим гормонам гармония.

Когда поезд появляется из туннеля, чтобы унести меня к секретной станции, откуда секретный лифт вознесет меня прямо в рай «Меховой шубки», я пуляю жвачку в миссис Би.

Выстрел в общем и целом удачный, только я не попадаю в ее кружевную сиську.

Жвачка повисает на ее соблазнительной клетчатой коленке.

Входя в вагон, я злорадно думаю: хотел бы я поглядеть, как ты отчистишь от скверны эту афишу, Дерьмо Собачье. Что, слабо́?

К сожалению, у «Меховой шубки» все-таки нет собственной секретной станции подземки с секретным лифтом.

И наверх приходится топать своим ходом.

Однако на улице все то же доброе солнышко, и я подставляю ему то одну щеку, то другую.

На душе диковинный покой.

Мое твердое решение раздобыть кокаина дало смысл и цель всему дню, прежде заурядно бестолковому.

А раздобыть кокаина я решил потому, что он у меня связан со всем хорошим.

Счастье от грядущей статьи не может быть полным, пока я не нюхнул как следует.

Кокаин, успех и уверенность в себе связаны в моем сознании намертво. Хотя на самом деле я потребляю кокаин потому, что не могу позволить себе ничего дороже.

Однако в прошлом кокаин был престижен — и я прилежно поддерживаю в себе устарелую веру, что нюхать — это венец всего.

Я вообще дитя восьмидесятых — мастак втирать очки самому себе: загар, полученный на занюханной Холлоуэй-стрит, ношу как каннский, а единственный за всю жизнь дорогой костюм, который отжил свое еще пару лет назад, ощущаю на себе как только что купленный. Можно выдернуть человека из восьмидесятых, но нельзя выдернуть восьмидесятые из человека!

У входа в «Меховую шубку» топчется вышибала по имени Карл. Он был бы дьявольски похож на святого Петра-ключника, не будь он так похож на цепного Цербера.

— Всё путём, Карл? — говорю я, любуясь своим отражением в его солнцезащитных очках. Тоже приочкаренный, я смотрюсь как его двойняш, только на несколько лет старше и на несколько размеров хилей. Если подумать — очень далекий близнец.

— Пьяных не пускаем, — говорит Карл. — Как-нибудь в другой день заходите.

У меня от возмущения перехватывает дух.

С трех кружек пьяных не бывает, хочу сказать я Карлу — и тут до меня доходит, что он это не мне сказал, а четырем парням, которые подвалили, пока я любовался собой в Карловых очках.

Несмотря на зверскую жару, они в теплых пузыристых анораках. По виду — старшеклассники из провинции, гуляют на каникулах. Продукты несчастных семей и дурного воспитания. Всё утро надирались и планировали ломануть в Вест-Энд, чтобы оторваться по полной, со стриптизерками и так далее. И вот они тут — и, возможно, уже настолько на взводе, что готовы накинуться на Карла, который стоит у входа как шкаф… нет, как несгораемый сейф.

О, эта схватка будет мне материалом для целой книги — карлиады. Карл против алкодраконов. Карл, побивающий четырехголовую гидру! Или то будет гриэлиада — ибо я, конечно же, стану биться на стороне своего сводного брата-близнеца!

Впрочем, если алкодраконы имеют при себе ножи — будет полный гриэлец. Но доблестный Карл наверняка тайно вооружен дубинкой со свинчаткой — всякий мастер вышибальных наук обязан иметь такую. В этом случае с логотипом «Меховой шубки». Чтобы при ударе логотип запечатлевался на лбу ударяемого… или удареваемого?

Карл с дубинищей против алкодраконов, с ножищами.

И все равно я жизни своей не пощажу за сводного брата-близнеца!

И лишь тогда унырну в кусты, когда алкодраконы наставят на Карла автоматы, а он, великий каратист, попробует их у-каратить.

А впрочем, я и тогда не унырну, я их тоже за-карачу, пока они на карачках не у-каракают…

— Да ладно, шеф! — говорит вожак четверки. Он не чернокожий, однако держится и говорит как черная шпана.

Остальные стайкой сбились вокруг него.

Думают, они крутые. Где-то в каждой из этих черепушек сидит отдельная личность. Но она сидит так глубоко и в таком темном углу, что ее ни с каким фонарем не найдешь.

Они так воспитаны, что их личность сидит и не высовывается. Главное — поза. Поза крутого. И какое-то смутное понимание, что к себе надо требовать уважения — иначе затопчут. Даже если сам себя не уважаешь — все равно требуй к себе уважения. Отсюда и пузыристые куртки на солнцепеке. Мы — большие.

Нет, вы не большие. Вы — раздутые.

— Не говнись, шеф, — как бы вполне дружелюбно говорит другой парень и сплевывает.

На меня они ноль внимания. Я половиной корпуса в клубе, половиной снаружи. Парни смотрят только на Карла. Знают, кого бояться. Умные ребятки.

— Нам же по восемнадцать, — говорит вожак.

У Карла такие темные очки, что непонятно, куда он смотрит. На его губах намек на улыбку, но это нейтральная улыбка — без вызова, без желания унизить наглую детвору. Умный Карл.

— В другой день — добро пожаловать, — говорит он.

— У нас денег до и больше. — Вожак четверки вытаскивает из кармана куртки скрученные в трубку банкноты и машет ими перед лицом Карла. На губах щенка презрительная усмешка.

Перехваченная резинкой трубка внушительного размера. Я пытаюсь сообразить, сколько у него там. Верхняя купюра — двадцатка. А трубка диаметром два дюйма. Как говорят американцы — сами занимайтесь арифметикой.

На Карла это производит нулевое впечатление. И понятно. Мимо Карла и брунейский султан не прошмыгнет, если он несовершеннолетний или уже пьяный. Размахивание деньгами только укрепляет Карла в решимости не пускать. Вожак шпаны воображает, что в его руке волшебная палочка. Но с тем же успехом он может размахивать перед Карлом разрешением на получение социальной помощи. И парень сует деньги в карманище своей куртки.