Эндрю Холмс - Клуб для джентльменов

— Да.

— Ну и отлично — хорошая собачка, да успокойся же ты, кусака глупая!.. Я тут подумал — может, вам не стоит вообще меня упоминать? И скажите полиции, что вы не успели разглядеть этого типа. Скажите, он был черный такой… негр.

Я молчу.

Не видела! Очень даже видела. Век не забуду этого лица, идиотскую желтую перчатку на другой его руке… Во мне словно что-то прощелкивает наконец — и я впервые начинаю плакать. Стою и тихонько рыдаю.

— Это не потому, что я расист, а чтобы полицию со следа сбить. Они его найдут — а он меня притянет… У меня полно темнокожих приятелей, поэтому я не из расизма какого-нибудь, да… Милочка, вы слышите? Подайте голос!

Я хочу подать голос, но вместо этого получается громкий всхлип.

— Э-э, да вы всё еще не в себе! Убежал он, поверьте! Вы в безопасности. И я уже слышу полицейскую сирену. А это значит — я испаряюсь. Через минуту вы будете в надежных руках слуг закона.

— Спасибо вам. Огромное спасибо! — говорю я между рыданиями. Мне бы открыть дверь и поблагодарить его как следует, но меня словно что-то пригвоздило к полу в прихожей.

— Бернара моего благодарите. Хорошая собачка, хорошая! Зверюга ты моя ненаглядная!.. Всё, я исчез. Всего вам хорошего, голубка!

Мой неведомый спаситель захлопывает клапан почтовой щели. Я стою дура дурой в прихожей, и меня трясет от рыданий. Но слышу — да, действительно полицейская сирена. Звук тормозов, сирена замолкает. Потом стук в мою дверь.

— Полиция, откройте!

Тут меня отпускает. Я распахиваю дверь и от избытка эмоций буквально припадаю к полицейскому. Молодой парень на полсекунды ошарашен близостью хорошенькой девушки в халатике, но тут же приходит в себя и возвращается к исполнению долга: его глаза шарят по квартире за моей спиной.

— Он здесь?

Паренек весь начеку, рука у кобуры. За его спиной второй полицейский, тоже в боевой готовности. На обоих пуленепробиваемые жилеты поверх сорочек с коротким рукавом.

Оба заметно расслабляются, когда я говорю:

— Нет. Похоже, собака его прогнала.

При этом я реву самым постыдным девчачьим образом.

— Хорошо, — говорит первый полицейский. — Джим, на всякий случай осмотри окрестности по-быстрому. Мисс, давайте пройдем в вашу квартиру.

Полицейские быстро переглядываются. Второй, Джим, многозначительно поводит бровью. Кратчайшее движение, но я угадываю его смысл. Таким взглядом обмениваются мужчины, входя в наш клуб. Взгляд солидарной похоти.

— Может, попросить подкрепление? — говорит Джим. По едва уловимой улыбке на его губах ясно, что это определенного рода шутка.

— Угу, мысль правильная, — кивает первый полицейский, переводя взгляд с моего лица на грудь. — Вот ты этим и займись.

Я разом прекращаю плакать и выпаливаю:

— Там был мужчина!

И опять начинаю всхлипывать, хотя мне противно выглядеть глупенькой блондинкой, которая так плачет, словно кокетничает своим испугом. Я лепечу:

— За окном был мужчина. Прямо у окна спальни!

Первый полицейский проходит мимо меня в прихожую — он большой, и с ним квартирка кажется тесной, как при Питере. Держа руку по-прежнему у кобуры, он произносит:

— Побудьте минутку здесь одна, мисс. Я на всякий случай осмотрю всю квартиру. Говорите, у окна спальни?

Он быстро обходит все помещения. Слышу, как он через окно спальни переговаривается с Джимом. Они говорят сперва громко, потом обмениваются какими-то тихими неразборчивыми фразами. Наконец первый полицейский возвращается в прихожую, где стою я и, сложив руки на груди, беззвучно плачу.

— Не пройти ли нам в гостиную, мисс? — спрашивает полицейский и осторожно берет меня за локоть. — Присядьте, так будет лучше.

Появляется Джим, мы отсылаем его сделать чай. И вот, с дымящейся чашкой чая, я начинаю рассказ — про человека за окном, про то, как мы с ним боролись, про диктофон. Полицейские находят диктофон и удивленно крутят его в руках. Затем я добавляю про собаку, которая спугнула незваного гостя. И говорю совершенно честно, что ее хозяина так и не видела.

Во время рассказа они понимающе кивают, однако на их лицах почти скучающее выражение — словно они подобное уже слышали тысячу раз.

Нет ли у меня ревнивых бывших бойфрендов?

Нет.

Кто-нибудь в последнее время звонил мне и молчал или говорил сальности?

Нет.

Чем я зарабатываю на жизнь?

Говорю.

Они обмениваются многозначительным взглядом.

Я когда-нибудь давала свой телефон или адрес кому-либо из клиентов… «простите, не из клиентов, а из посетителей»?

Нет.

Вы не замечали за собой слежки?

Нет.

Подобные инциденты случались в прошлом?

Нет.

И опять они переглядываются. С противным многознающим видом.

— Стало быть, первый и единственный случай?

Это говорится таким тоном, словно они хотят успокоить меня: что было, то было и уже никогда не повторится.

— Вы не замечали следов взлома или иных свидетельств того, что кто-то незаконно побывал в вашей квартире?

Нет. Но мне в прихожую бросили горсть жеваной жвачки через почтовую щель.

Наверное, детишки нашалили, говорят полицейские.

Они спрашивают, были ли открыты занавески моей спальни. И с сомнением переглядываются, когда я отрицательно мотаю головой.

Я часто хожу по квартире в купальном халате, или в пеньюаре, или еще более легко одетая — так, что кто-то с улицы может при этом видеть меня?

Нет!!!

Тут я опять начинаю рыдать. Они меня успокаивают.

— Теперь вы в полной безопасности, мисс. Мы знаем, это слабое утешение, но должны сказать: такое, поверьте нам, происходит чаще, чем вы думаете. Эти типы в основном безобидные и практически никогда не заходят дальше простого подсматривания. Вы женщина приятной внешности; неудивительно, что вы обращаете на себя внимание и тех, чье внимание вам совершенно не нужно.

— На меня напали , — говорю я. Пора бы им отнестись всерьез ко мне и тому, что со мной произошло! Складывается впечатление, что они не совсем на моей стороне. Словно я рассказываю им небывальщину, в которую они, люди опытные, решительно не хотят верить. Ну, вроде того, что у меня в животе растет инопланетянин. Или что все учителя в округе — оборотни… Не они защищают меня, а я перед ними защищаюсь!

— Не будем торопиться с выводами, — говорит первый полицейский. — Возможно, «нападение» — это слишком сильная формулировка. Судя по вашему рассказу, он просто хотел отобрать у вас свой диктофон.

— Он хотел записать мои разговоры! — возражаю я.

— Не думаю, что его интересовали ваши разговоры. Этих типов… как бы это поделикатнее сформулировать… интересуют всякие звуки. Они любят иметь неприличные фотоснимки и записи кой-каких звуков… чтобы… э-э… облегчать себя.

— Может, у парня нет денег на журналы определенного рода, — добавляет Джим.