Эндрю Холмс - Клуб для джентльменов

— Да нет же, я совершенно не то…

— Позвольте оставить мою визитную карточку и заверить вас, что будут извещены все полицейские патрули. В свете данного инцидента я бы рекомендовал вам сегодня вечером и ночью не оставаться в квартире одной. Побудьте до утра, скажем, у подруги. Однако если вы все-таки решите остаться, обязательно заприте как следует все окна и двери. И не открывайте входную дверь никому, кроме людей, которых вы хорошо знаете. Если заметите поблизости от своего дома что-то подозрительное или кого-то подозрительного — немедленно звоните или в участок (телефон на карточке, которую я вам даю), или просто наберите 999.

Тут оба разом встают и синхронно надевают свои форменные фуражки.

— Не сомневайтесь, многоуважаемая, что мы со всей серьезностью относимся к тому, что здесь произошло. Если что-то в моем поведении или поведении моего коллеги показалось вам легкомысленным или… жовиальным, то мы искренне извиняемся. Если мы и позволили себе некоторую неофициальность, то единственно с целью успокоить вас в этой истинно стрессовой ситуации — то есть из лучших побуждений. Поверьте, мы подходим к этому расследованию строго профессионально и с полной ответственностью.

Неся на лице скорбно-любезные мины, полицейские медленно удаляются — как подростки, которые хотят сохранить лицо, будучи отчитаны за проказу строгой учительницей.

Сама не знаю, что противнее: пережить нападение одного идиота с диктофоном или подвергнуться общению с двумя надутыми слугами закона. Одинаково неприятный осадок.

Впрочем, «жовиальность» полицейских дала свои плоды.

Они заронили во мне сомнение.

Мало-помалу злодей с горящими глазами трансформируется в моем сознании — я постепенно дрейфую в сторону жалости. К тому образу, который рисовали полицейские.

Несчастный малый. Незрелый юнец, запутавшийся в своих чувствах.

Шарахается от собственной тени. Испугался, судя по лаю, почти крохотульной собаки.

Возможно, сегодня я действительно чересчур блондинка и болезненно истерична.

В конце концов я почти переубеждаю себя. Никакой он не преступник, а просто замороченный бурлением гормонов онанист. И он не желал мне зла — хотел записать на пленку что-нибудь для своих мастурбативных фантазий. А в итоге пострадал больше меня — я отделалась испугом, а его собака покусала.

Но тут я беру в руки свою сумочку…

И с ужасом убеждаюсь: этот негодяй таки был в моей квартире! И, возможно, не один день следил за мной.

В сумочке я обнаруживаю жвачку, зажатую в сложенный проездной билет.

Конечно, все проездные одинаковы, но я проверяю дату и время и почти уверена, что это тот самый проездной, который я потеряла два дня назад.

Именно с той потери начались все остальные мои потери: неудача за неудачей…

— Ой! Саймон, что с тобой стряслось?

Я молчком прохожу мимо Джил, которая сидит на ступеньках у входа в мою студию. Пока я ищу ключ и вставляю его в замочную скважину, Джил взволнованно дышит у меня за спиной. Я открываю дверь, проскакиваю внутрь и пытаюсь захлопнуть дверь за собой. Однако Джил, даром что вся такая ошарашенная, оказывается проворней. Мы пару секунд боремся — каждый тянет дверь на себя, но Джил все-таки попадает внутрь.

Я прохожу в студию, запыхавшаяся Джил таращится на меня от двери.

Наконец я выдавливаю из себя:

— Всё пошло наперекосяк!

— Что… что пошло наперекосяк? — Глаза Джил мечутся по студии и по мне — от окровавленной руки к затравленным глазам и обратно. — Что случилось? С тобой… с твоей рукой… Почему на тебе желтая перчатка?

Она медленно двигается ко мне.

Я пячусь прочь.

— Всё-о-о-о-о по-о-ошло-о-о-о не та-а-ак! — почти кричу я между всхлипами.

— Саймон, — говорит Джил почти строго, — возьми себя в руки. Я не знаю, что там у тебя пошло не так, но тебя надо перевязать, пока ты не залил кровью всю студию.

Ее обычной саркастической улыбочки как не бывало, лицо выражает искреннюю озабоченность. И в голосе дрожь, которую она старается скрыть, но не может. Джил достает из сумочки цилиндирик духов и опасливо приближается ко мне — как к опасному раненому зверю.

— Успокойся, ничего ужасного не произошло. Есть в доме бинт и вата? Вначале тебя перевяжем, а потом в больницу. Что за раны? Это укусы?

— Всё-о-о-о-о по-о-ошло-о-о-о не та-а-ак! — рыдаю я. И отступаю, отступаю от Джил, кропя кровью всё вокруг, раненой рукой отмахиваясь от ее цилиндрика с духами.

— Саймон, дружок, не ерепенься, пожалуйста! Мы отвезем тебя в больницу — и всё будет в порядке.

— Ни-ка-кой боль-ни-цы! Не хочу в больницу! Я сыт по горло больницей!

— Да тебя никто и не положит. Обработают раны, зашьют, если надо, — и домой.

— Всё пошло наперекосяк…

— Знаю, знаю. Забудь. Ты сам себя накручиваешь. Лучше расскажи толком, что случилось. Тогда мне будет проще тебе помочь.

— Сука! Собака!

— Тебя покусала сука?.. О, тебя покусала собака? — На лице Джил заметно облегчение. Она смелее идет на меня, а я всё более безвольно пячусь от нее, и расстояние между нами сокращается — наши руки вот-вот соприкоснутся. — Говори, тебя покусала собака?

Я молча киваю головой. Всё дыхание ушло на всхлипы.

— Ну вот, молодец. Хороший мальчик. А теперь давай снимем эту перчаточку и посмотрим, где бо-бо. Рану надо промыть. После собачьих зубов рану нужно промыть как можно быстрее. О тебе должен позаботиться специалист.

Она касается моей желтой перчатки, но я с таким ожесточением отдергиваю руку, что кровь летит во все стороны. Даже на потолок.

Джил отступает.

— Хорошо, хорошо… Пусть перчатка остается на месте. Договариваемся — никто не будет заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь делать. Понимаешь? Я тут — чтобы тебе помочь. Хочешь, чтобы тебе помогли?

Я киваю. Она делает глубокий вдох.

— Хорошо, молодец. Мы с тобой обо всем договорились. А теперь скажи, почему ты не хочешь снять перчатку? Что в ней такого? Почему она так важна для тебя?

— Эмили. Перчатка. Жвачка, — говорю я, и меня пронизывает ужас от сознания, что я преступно манкировал своим долгом и забросил инспекцию подземки! Эмили осталась без защитника!

Джил тяжело сглатывает.

— Кто такая Эмили, Саймон?

Я оборачиваюсь и показываю здоровой рукой на триптих, который

…повержен на пол

…сорван с подставки

…изорван

…уничтожен!

Вместо глаз на всех трех картинах — дыры, дыры, дыры! Сама подставка изломана, часть ее деревяшек торчит к потолку — как мачты покореженного бурей и выброшенного на берег корабля.

Джил смотрит в сторону этой трагедии — и она ее не удивляет. Как будто она еще раньше заметила, что случилось с триптихом.

Успела заметить — или это дело ее рук?