Эндрю Холмс - Клуб для джентльменов

— Мы хотим тебе только добра, — твердила Джил сквозь слезы. — Только добра! Дай нам помочь тебе!

Я также не возражаю против регулярных контрольных посещений нижеподписавшихся (2), а также периодического вызова на собеседование для удостоверения того, что пункты данного договора мной выполняются.

Глупейший контракт — что-то вроде письменного договора между родителями и нашкодившим подростком, что он больше «никогда-никогда».

— Роджер, — говорила диктофонная Джил, — опасность крайне велика. Достаточно вспомнить, с чего началась его одиссея по психушкам — он ослепил одноклассника отверткой!

Джил рядом со мной часто-часто моргала — словно ей теперь стыдно своих слов. Я с удовольствием освежил в памяти все сладкие подробности того, как я, первый трус во всей округе, всаживал отвертку в рожу вожака моих мучителей. Когда приехала полиция, моя вечно пьяная родительница сказала нараспев: «Я горжусь тобой, Саймон! Ты мамин маленький герой!» Разумеется, не стоило ей говорить такие слова. А за то, что она потом плела следователю и психиатрам, мамаше и вовсе язык следовало вырвать!

— Все это не значит, — продолжала диктофонная Джил, — что на парне можно поставить крест — мол, случайная неудача среди многих наших побед. Вполне вероятно, что ему нужна небольшая поддержка, его надо лишь подтолкнуть в правильном направлении — и выздоровление придет само собой. Но я совершенно уверена — если сейчас мы ничего не предпримем, он покатится вниз. И всё кончится весьма печально. Умоляю вас, Роджер, давайте займемся всерьез…

— Ну, ты слышал? — с торжеством сказала Джил. — Разве так говорят враги? Мы с тобой товарищи, пойми. Я забочусь о твоем благе и здоровье. Все мы заботимся о твоем благе и здоровье. Когда ты подписывал договор… ты сам тогда хотел выздороветь и стать другим. Давай мы будем помогать тебе, а ты не будешь мешать нам помогать тебе…

Я ее не слушал. Я был весь сосредоточен на том, что теперь она не загораживает мне дорогу к выходу. Нужно лишь оттеснить ее подальше от двери из квартиры.

Я стал медленно наступать на Джил. Она подняла в мою сторону баллончик. Перец там у нее или еще что?

— Ты явилась меня забрать, — процедил я. — Ты хочешь упрятать меня в больницу. Ты одна из них. Ты работаешь на них.

Тем временем диктофонная Джил продолжала:

— Ах ты Боже мой! Что значит «нуждается в постоянном наблюдении»? А я чем, по-вашему, занималась, регулярно посещая Саймона? Я прошу отреагировать на мои выводы — результат как раз того постоянного наблюдения, о котором вы говорите. Сколько же еще тянуть? Я готова всё обосновать и представить в письменном виде…

— Я приехала не для того, чтобы забрать тебя в больницу, — упрямо повторила реальная Джил. — Но я надеюсь, что ты поедешь вместе со мной . Добровольно. Мне кажется, что ты нездоров, Саймон. И даже тот факт, что ты записал этот разговор, говорит о сомнительности твоего душевного состояния. Равно как и то, что ты уничтожил собственные работы. И потом… что за разговоры о «них»? Никто тебя, Саймон, не преследует. Никто не плетет против тебя заговоры… Саймон, успокойся ради Бога.

Капля пота текла по ее лбу — от волос к правой брови.

— …по-вашему, мы должны ограничиться дальнейшим наблюдением? Ладно, Роджер, вы босс. Но потом, когда этот парнишка натворит бед, не прибегайте ко мне с укорами, что мы его зевнули…

Читая в ее голове как в открытой книге, я знал, что она сейчас предпримет. Поэтому первым бросился к двери и ударом ладони захлопнул ее. Американский автоматический замок щелкнул — и надежно отрезал нас от остального мира.

Левая рука Джил метнулась к сумочке — за сотовым. В правой руке она по-прежнему сжимала баллончик, не решаясь пустить его в ход. Я готовился к тому, что она попробует нажать сигнал тревога на сотовом. Прыгнул обратно, схватил сумочку, потянул ее на себя и сорвал с плеча Джил. Однако та вцепилась в ремень и не отпускала. Мы закружились по студии в странном танце, словно бульдог, который рвется с поводка, и его хозяин.

— Саймон!!! — истошно вопила Джил в животном ужасе.

Я ослабил натяжение, затем неожиданно рванул сумочку на себя. Джил полетела на пол — и выпустила ремень из рук. Я едва устоял на ногах — и выронил сумочку. Та шмякнулась на пол, выплюнув из себя массу мелочей: всякие тюбики, коробочки, пачку сигарет. Сотовый остался внутри.

— …Ладно, Роджер. Договорились. До скорого.

Запись закончилась. Смертный приговор Джил прозвучал.

Джил барахталась среди обломков триптиха, как пьяный попрошайка. Она тяжело дышала, испуганно тараща глаза, и уже сорвала колпачок с баллончика. Теперь сто процентов брызнет мне в глаза, если я близко подойду. Это штуковина, которую дают людям типа Джил, чтобы они могли защититься от людей типа меня. И теперь брызгалка была ее последней надеждой в отрезанной от мира студии — в доме, где соседям на все наплевать. Кричи, не кричи — никто не явится.

Чтобы подняться, Джил нужно было опереться на обе руки. Я воспользовался этим моментом, схватил с этажерки словарь (формально всё еще собственность одного из магазинов в центре Лондона), подскочил к Джил, размахнулся и шандарахнул ее по роже толстенным томом, полным всяких лживых слов и понятий. Она рухнула на пол.

Я быстро отскочил, пока она не пришла в себя и не воспользовалась баллончиком. Затем выудил ключи из заднего кармана своих джинсов и запер входную дверь. Ловушка захлопнулась окончательно.

После этого я пошел на кухню и поставил на плиту чайник.

Джил уже не пыталась подняться с пола. Сидела и следила за мной глазами. Наверное, пыталась понять ход моих мыслей. Он «нездоров». Он «перевозбужден». Он «опасный тип». И ему нужно срочно в Хомертон для прочистки мозгов. Но что происходит в голове нездоровых, перевозбужденных, опасных типов? Загадка! Зачем им нужен чайник с кипятком? Просто чаёк заварить? Или еще зачем-то?

В кухне я выдернул штепсель тостера из розетки и с тостером в руке вернулся в студию. Джил была практически в том же положении — сидела на полу, тяжело отдуваясь и приходя в себя. Из ее носа текла струйка крови.

Тостер в моей руке был не простой, а «Морфи Ричардс», знаменитый особыми толстыми стенками, которые снаружи всегда холодные. Я поднял его над головой — целясь в Джил. Та левой рукой стремительно прикрыла лицо, а правую, с баллончиком, выкинула в мою сторону. Ш-ш-ш-ш-ш — патетически зашипела брызгалка. Ее дальнобойность оказалась выше, чем я предполагал, но все равно ни капля дряни на меня не попала. Облачко аэрозоли быстро рассеялось. Джил завизжала от злости. Теперь я знал минимально допустимое расстояние и без опаски сделал два шага вперед.

Джил по-прежнему сжимала в правой руке глупый баллончик, а левую руку держала над собой, прикрываясь от грядущего холоднобокого «Морфи Ричардса». Я отвел тостер вправо — правая рука Джил последовала за ним, как зенитка за бомбардировщиком. Или как лапа игривого котенка, который норовит поймать солнечный зайчик. Я поднял тостер вверх — и Джилина рука пошла за ним. Я тостер — вбок. И Джилина рука вбок. Тостер и ее рука были словно привязаны друг к другу. Или участвовали в синхронном танце.