Эндрю Холмс - Клуб для джентльменов

С ненавистью глядя на Джил, я сказал:

— Это ты натворила! Ты во всём виновата!

Джил стала медленно пятиться к выходу.

— Всё твоих рук дело! — повторил я, но уже вяло. Внезапный прилив одуряющей ярости мгновенно прошел. Теперь я как бы вознесся на такую высоту гнева, где царит не жар, а холод. Тут я был выше своей новообретенной ненависти к Джил. И совершенно хладнокровно продумывал практические способы остановить эту тварь.

— Погоди секунду, Саймон, — юлила она. — Клянусь Богом, я и не прикасалась к твоим картинам!

Однако на ее лице уже не было обычной нестерпимой высокомерной усмешки. Только растерянность и страх. В комнате вдруг опять повисла тишина. Капли крови с моей побывавшей в собачьей пасти руки громко шмякались на пол — бух-чпок, бух-чпок!

Я сделал шаг вперед и влево. Джил боязливо отступила назад и вправо. За ее спиной была открытая дверь моей студии. И кусок лестничного мира. В руке Джил сжимала цилиндрик с духами.

Лишь теперь я наконец разглядел, что это вовсе не склянка, а пузатый такой баллончик.

Она сжимала его так сильно, что пальцы на косточках побелели.

Левую руку, ладошкой вперед, она протягивала в мою сторону — успокаивающий жест опытной дрессировщицы. С ее руками происходило то же, что и с моими. Они занимались разным делом, и левая вступала в яростный конфликт с правой. Одна рука, с баллончиком, уже воевала со мной, другая цеплялась за возможность мира.

На плече у Джил висела сумка с сотовым — и ей небось свербело воспользоваться им, но она догадывалась, что будет тут же наказана за такой агрессивный акт.

Я был взведен как курок — и при малейшей неосторожности с ее стороны мог пойти вразнос. И я отлично понимал ход ее мыслей, потому что, отныне внутренне холодный, весь настроился на восприятие ситуации ее глазами.

— Саймон, — сказала она примирительно, — не стоит перевозбуждаться, ладно? Давай не будем перевозбуждаться, золотой мой!

Я вновь сделал шаг вперед и влево. Она подалась назад и вправо — еще больше освобождая мне дорогу к двери. Не понимает, дура, что мышеловка сейчас захлопнется.

«Перевозбуждаться»? Да за кого она меня принимает? Это детишки перевозбуждаются — в ожидании Санта Клауса или перед походом в парк аттракционов. Я всегда спокоен. Как памятник. И, совершенно спокойный, я сделал еще шаг вперед и влево. Джил, соответственно, подалась назад и вправо. В шумно дышащей тишине капала кровь. Бух-чпок. Бух-чпок. С руки на пол, с руки на пол.

— Джил, я не перевозбужден. Чем говорить глупости, лучше послушай вот это.

Я протянул руку к стереосистеме и нажал кнопку «воспроизведение». Внутри была кассета из диктофона. Начиналось с неясных звуков в кухне. Потом отчетливо прозвучал голос Джил. Она представляется человеку по имени Роджер.

Наблюдая за ее реакцией на то, что выдавали колонки, я сделал еще шаг вперед и влево — и получил ответное движение назад и вправо. Теперь я стоял к двери почти спиной. А Джил, суетливо вспоминая тот разговор, лихорадочно соображала, какую линию поведения и защиты ей лучше выбрать.

— Это всё замечательно, Роджер, — говорила диктофонная Джил. — Но всплыло кое-что новое. Да, да, я как раз тут… — Пауза, затем смех. — Да нет, в данный момент он не опаснее, чем обычно. Уверяет меня, что продолжает принимать лекарства, но я почти убеждена — врет, давно прекратил.

— Мне больше не нужны лекарства, — сказал я и сделал еще шаг вперед и влево. Джил отреагировала соответственно.

— Нет, Саймон, тебе без лекарств никак нельзя!

А диктофонная Джил тем временем говорила:

— …только первое. А второе — он вдруг стал малевать странные картины. Совсем не в своем обычном стиле… Ну, как вам описать… Какие-то огромные пятна красного и желтого, ничего даже отдаленно внятного. Бездарная пачкотня. А от меня картины прячет — прикрывает холсты бумагой…

Джил невольно поежилась от своей диктофонной жестокости. И меня опять пронзило острое чувство обиды — даром что я слушал эту пленку в бог знает который раз. Не придуман бальзам моим ранам. Но боль была платой за дерзание . И, невинно распятый, я кровоточил — бух-чпок, бух-чпок, с руки на пол, с руки на пол…

— Я не хотела тебя оби… — поспешно прокомментировала живая Джил. Однако подавилась собственной ложью и не договорила фразы.

Я хранил суровое молчание.

— Нет, я в его квартире, — говорила диктофонная Джил, — ах нет, извиняюсь, он величает ее «студией». Я в его «студии». Точнее, в кухне. А он ходит-бродит в гостиной. Поверьте, Роджер, он сильно изменился. Он… нет, нет, вы не угадали. Совсем даже наоборот. Он стал тише, спокойней и собранней. Нет, на позитивные перемены не похоже. Скорее что-то вроде затишья перед страшной бурей. Как ни жаль, по-моему, ему надо как можно скорее в Хомертон — лечиться дальше и более серьезно… Нет-нет, никаких симптомов, никаких конкретных выходок. Просто я нутром чувствую, что он на грани. Какие вам нужны доказательства? Когда будут доказательства, будет уже поздно! Если вы спросите меня как специалиста, представляет ли он угрозу для самого себя и для других, я отвечу решительным «нет». И добавлю: пока что. Но он станет такой угрозой — непременно станет! — если мы немедленно не определим его в…

— Я не поеду в больницу! Ни за что! — заявил я с такой решимостью в голосе, что сам себе понравился.

Живая Джил, прежде раскрасневшаяся от жары и духоты, теперь была смертельно бледна.

— Саймон, — сказала она, — я хочу, чтобы ты четко знал — я не предлагаю тебя оставить в больнице. Пусть тебя просто подлечат. Мы все за то, чтобы ты жил здесь, на свободе. И искренне радовались твоим успехам в деле выздоровления. Но ведь ты подписал договор. Ты помнишь о договоре?

Еще бы мне не помнить! Его подписание завершилось «грандиозной вечеринкой» с распитием диетической «кока-колы». Когда я скрепил своей подписью документ под названием «Контракт о выздоровлении», толпа из трех присутствующих устроила овацию, бурную и долгую — секунд на пять.

Я, нижеподписавшийся (1), согласен продолжать участие в программе и развивать успех, уже достигнутый с помощью и при участии нижеподписавшихся (2), с конечной целью полностью избавиться от болезни и достичь устойчивого хорошего здоровья.

Но я уже давно удрейфовал прочь от того проклятого места. Я уже не их. Эмили помогла мне спастись. Джил хочет отвлечь меня от моей Миссии каким-то жалким клочком бумаги, который я, под воздействием медикаментов, подписал. У нее нет иных аргументов, кроме одной нелепой бумажонки.

В соответствии с вышесказанным, я, нижеподписавшийся (1), обязуюсь принимать в должном количестве любые лекарственные препараты в согласии с рекомендациями нижеподписавшихся (2).