Арне Гарборг - Мир

Гуннар злился не по-детски; единственной, к кому он хорошо относился, была мать. Она иногда заступалась за него. И помогала, если была возможность. А не так давно Анна придумала ещё одну уловку. Когда Энок уезжал в город, она просила Гуннара сходить к купцу в Осе с фунтом масла или чем-нибудь ещё, чтобы выменять на кренделя и кофе. Гуннар всегда охотно соглашался, поскольку знал, что по возвращении домой и ему достанется крендель. А особенно приятно было обманывать цыганёнка, — Каролус не должен был знать об этом!

Но однажды осенью случилось непредвиденное.

В тот день Гуннар ходил к купцу. Когда он явился в кухню за своим кренделем, там был Каролус. Гуннар тотчас побежал к матери:

— Каролус в кухне; он взял крендель!

Но Анна только зашипела на него; она очень рассердилась.

— Ты так не любишь Каролуса, но он сегодня хорошо себя вёл! Ступай к нему, тогда и ты получишь свой крендель.

И добавила шёпотом:

— Ты должен хорошо относиться к Каролусу!

Гуннар окаменел от изумления. Он не мог понять, что случилось. Пристыженный и удивлённый, он вернулся в кухню.

— Ну что, досталось тебе за сплетни? — спросил Каролус.

После этого детей отправили на сеновал; Анна разрешила им поиграть, пока в доме «свободно». Гуннар так обрадовался, что позабыл про все неприятности. К тому же выяснилось, что Каролус — мастак по части забав. Он вытворял такое, чего дети отродясь не видели. Глядя на этого «дикаря», можно было умереть со смеху. А ещё Каролус рассказывал детям сказки; и они были гораздо интересней, чем те, что рассказывала Йорина. Правда, после двух сказок он утомился, а Гуннар решил, что не худо бы сделаться с ним друзьями; тогда он наверняка расскажет ещё.

— А теперь я буду пастором! — сказал Каролус.

Девчонки тоже захотели поиграть «в пастора». Каролус соорудил себе сутану из юбки Йорины и приступил к проповеди.

Вначале он старался быть серьёзным.

— Мои дорогие прихожане, — заявил он, — мы не должны быть так легкомысленны; нам следует помнить, что все мы умрём!

Но вскоре проповедь превратилась в дурачество.

— Прежде чем мы умрём, мы должны жениться, — говорил Каролус, — но как чадо Божье найдёт себе жену? Да, сейчас я вам покажу!

Он принялся «ухаживать» за Сериной, при этом дурачась так, что все хохотали, только Гуннару это не нравилось. Сама же Серина была в восторге — она хихикала и заливалась до икоты.

— Теперь ты должна сказать «да»! — говорил Каролус. — Так положено!

— Да-да! — отвечала Серина, смеясь.

— Но что должно чадо Божье делать со своей женой? — спросил «пастор». — Это я вам тоже сейчас покажу.

Он потянулся, чтобы взять Серину за шею, но тут она вскрикнула и убежала.

Явилась Анна, рассерженная, — она слышала всё краем уха.

— Каролус!

Тот подошёл к ней. Дети испуганно разбежались.

— Я должна сказать об этом отцу, — заявила Анна сурово.

И тогда Каролус подошёл к ней поближе и проговорил своим слащавым тоном:

— О нет, я думаю, отцу не стоит слишком много знать о том, что происходит здесь в доме в его отсутствие?

Анна в ужасе посмотрела на Каролуса. Гуннар вздрогнул: теперь он понял всё.

— Хорошо, — сказала Анна и ушла.

…А Гуннар решил подружиться с цыганом как можно скорее.

Небо побледнело, на полях созревал урожай. Кустики картофеля потеряли свои молочно-жёлтые, с голубыми прожилками цветы и покрылись ягодами. Не стало слышно чибисов, — они собрались в стаи и улетели. На бледных скошенных лугах собирались большими стаями скворцы, болтали и чирикали так, что было слышно по всей округе. Затем поднимались, шумя, как надвигающаяся гроза, налетали на кусты рябины и лакомились.

Вскоре жатва была в разгаре, и поля огласились посвистом. После этого настала пора убирать картофель; а когда покончили с этим, принялись за рожь.

Так кончилось лето. Рабочую утварь и упряжь убрали в дом, летние ограды с воротцами — в сарай. Коровы ещё разгуливали повсюду, забредали в огороды, доедая остатки травы. Но чаще всего они искали убежища около каменных изгородей и стен; им так хотелось в дом, и они мечтали о зимнем покое и тёплых стойлах.

Ветер с дождём глодал стены и углы, просачивался внутрь, завывая осенней тоской. Небо нависало, безжизненно-серое, гнало и швыряло на землю тяжёлые дождевые капли.

…Энок был единственным, кто ещё не собрал картошку. У него было так мало помощников, что он всегда опаздывал с уборкой. Но теперь у него оставался лишь один участок на поле, и он был таким маленьким, что Гуннар и Каролус вполне могли с ним управиться за день. Так что Энок мог в это время поработать с плугом, а Йорина помочь Анне с маслобойкой.

Гуннар и Каролус старались изо всех сил; «нечего болтать!» — ведь так приятно закончить с осенней страдой. Но уборка картофеля шла не так скоро, как хотелось, и Каролус то и дело позволял себе передохнуть.

— Чёртова работа! — ворчал Гуннар, копаясь в сырой земле руками, красными, как клешни омара.

— О да, — подтвердил Каролус. — Я думаю, я всё-таки пойду служить моряком!

— Я думаю, это здорово. Я тоже хочу, но ты никому не говори.

— Ты тоже не говори.

— Никогда!

… — Тихо, что это?

Послушались жуткие, хрипящие звуки, дикий, ужасный гром пугающих криков высоко в небе — это были серые гуси.

Трепеща на ветру, большим, беспокойным треугольником, они летели к югу.

— Надо же, они полетели. Куда, думаешь, они летят?

— Они летят в Аравию! — сказал Каролус.

— Ох, улететь бы с ними!

— Да, стать птицей и улететь!

Долго следили они за стаей птиц, которая понемногу растворялась в серых облаках, исчезая.

— А где находится Аравия? — поинтересовался Гуннар.

— Аравия? — Каролус выглядел серьёзным, точь-в-точь как его отец. — Аравия, — заговорил он певуче, — находится семь раз по семь дней пути к югу от нас; южнее моря, южнее Фландрии, южнее Испании и Цезаря и Римского папы, и южнее тех мест, где живут негры!

— О-о. Это далеко.

— А правит у них великий халиф Хадональд Раши, и он живёт во дворце из золота. А колонны в том замке из мрамора и слоновьей кости. А королева и все придворные одеты в шелка и пурпурные одеянья; а посреди дворца стоит фонтан из яшмы и смарагдов, и из него бежит не вода, а поток сияющих жемчужин. А сам Хадональд Раши сидит на высоком троне из чистого золота со скипетром из брильянтов, яшмы и аметиста и сияет, как солнце, над всем своим королевством!

Каролус забыл обо всём на свете, погрузившись в мечтания, чёрные глаза его сверкали.

— Нам бы туда, — пробормотал Гуннар.

— Да я бы хотел быть там хоть самым простым рабом, — заявил Каролус, — потому что самый последний раб там живёт лучше, чем… здешний амтманн; и вся его работа — набивать трубку для Хадональда Раши, играть ему на лютне и носить шёлковую фату королевы; её носят пять сотен рабов; потому что она такая длинная, как дорога отсюда до Рамстада.