Тотырбек Джатиев - Мои седые кудри
- Название:Мои седые кудри
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1972
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Тотырбек Джатиев - Мои седые кудри краткое содержание
В настоящую книгу включены две повести. В первой — «Тайными тропами» — поведана действительная история храброго командира особой партизанской бригады осетина Хатагова, которая действовала в годы войны на территории Белоруссии.
Во второй повести — «Мои седые кудри» — рассказывается о судьбе осетинки Назират — о ее безрадостном детстве, которое прошло в условиях царской России, о молодых и зрелых годах, совпавших с рождением и становлением советской власти на Кавказе. Характер Назират мужал и креп в лишениях, в борьбе. Связав свою жизнь с партией Ленина, Назират прошла с ней дорогами радостных и нелегких побед.
Мои седые кудри - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Подъехали к соседнему селению Майрамадаг, что упирается в Черные лесистые горы у входа в Суаргомское ущелье. Отсюда можно проехать на Военно-Грузинскую дорогу, минуя Орджоникидзе. Над селением пламя Вечного огня. Зажглось оно в честь славных моряков, которые отдали жизнь свою, но отстояли от фашистов Майрамадаг и важную дорогу на Тбилиси, через Главный Кавказский хребет. Имена героев высечены в черном мраморе золотыми буквами. «Никто не забыт, ничто не забыто». Да, в памяти людской останется подвиг героев, сохранятся имена тех, кто под ленинским знаменем отстоял честь и свободу — нам и тем, кто будут жить после нас.
Незаметно очутились у въезда в мое родное Куртатинское ущелье. У подножья горы здесь раскинулось другое селение — Дзуарикау. Еще издали я увидела, как на его северной окраине сошел с коня всадник. Пригладил седую бороду, достал из хурджина небольшой кувшинчик и направился медленно к памятнику, который увенчан семью красными флажками и огорожен аккуратной изгородью. Шагах в пяти от памятника старик снял лохматую папаху и опустил голову. Постоял с минуту, откупорил кувшинчик, произнес что-то и отлил на землю чуток вина, потом и сам отхлебнул несколько глотков.
Не мог старик проехать мимо и не помянуть добрым словом покойных земляков — Газдановых. Семь флажков — семь братьев. Ушли из этого села на фронт и отдали свои жизни. Погибли кто в Севастополе, кто в Сталинграде… И мы с Хасаном тоже слезли поклониться героям. Так уж ведется у нас. И правильно ведется. Забудешь вчерашний день — не поймешь и сегодняшнего, не будет у тебя и завтрашнего.
Постояла, словно Аппе поклонилась, будто о жизни нашей с ним переговорила…
«Волга» нырнула в узкое ущелье и покатилась по влажному асфальту.
Ехала я и волновалась. И сама не знала почему. Прежние причудливые и грозные скалы нависали справа и слева. По-прежнему клокотал между ними Фиагдон. Высоко в горах, в ледниковых далях, брал он свое начало. Шумит, журчит на камнях вода, что твоя слеза. А над скалами почти невидимые, сливаясь с камнями, — овечьи отары. Вспомнилось, как отец говорил: «Вот приедем на равнину, и увидите вы необъятные хлеба и наедитесь досыта!» Да, хлеб был тогда главной мечтой горца. Только вряд ли сам отец верил своим словам. На авось надеялся. Авось не помрут с голоду все же. Хлеба необъятные мы, конечно, увидели, но досыта хлебом до советской власти только в праздники и наедались…
Иному может показаться: ну, великое там дело — новая дорога в горах, а как же иначе? Но иначе было. Сколько трагедий случалось на старой, узкой, каменистой дороге, по которой горцы-куртатинцы общались с остальным миром и жизнь в теле поддерживали. Везли на базар шерсть, сыр и мясо, чтобы купить хлеба с одежкой и обувкой. Ездили за дровами — по нескольку дней в пути проводили. А нередко единственная лошаденка летела с кручи в пропасть — все добро с собой уносила. Бывало, после рыдали люди, молили, чтобы и их всевышний к себе взял, послал напасть, если уж животины лишил…
А сейчас бегут-несутся птицей автобусы и самосвалы, «Волги» и «Москвичи»… Ни одной арбы, ни волов, ни вьючных лошадей нет, не увидишь и человека, который подгонял бы нагруженного осла. И это никого не удивляет. Я спросила у Хасана:
— А куда подевался проклятый Кадаргаван?
— Старая дорога, что ли? — переспросил он с усмешкой.
— Старая пропасть, где измученные путники стелили бурки и черкески под колеса своих повозок, чтобы не полететь в пропасть.
— Зачем пропасть вспоминать, — отшучивается Хасан, — когда лучше по асфальту ехать…
И вот мы уже проскочили мост около старинной крепости Дзивгис, где гигантскими ребрами сомкнулись овеянные легендами вершины Кариу-Хох и Тбау-Хох. Посмотришь с высоты в глубь ущелья и поверишь старинной легенде. Мол, жили когда-то давным-давно или еще раньше того предки нынешних осетин — могущественные аланы, но были они однажды жестоко разбиты татаро-монгольской ордой. Истекая кровью, покидали аланы опустошенные и разрушенные города на Кавказских, Прикубанских и Придонских равнинах и спасались от насильников в тесных ущельях. Но аланов было еще много, и им не хватало места в тех ущельях, и они гибли. Тогда создатель повелел раздвинуться горам… И горы раздвинулись… Расширилось ущелье. Подковой окружают его высоченные вершины, сияют на солнце радужными красками. А в ущелье и на склонах гор — аул на ауле, чуть выше — боевые башни, а там и кладбища: склепы в скалах и на скалах, на ровном месте и даже на склонах гор их было грешно воздвигать — каждый вершок земли берегли для пашни. И живут мертвецы в родных камнях, не жалуются…
Но и сегодня врезалось в гору огромное здание из железа, стекла и бетона. Красуется над аулом Барзикау Фиагдонский комбинат. Здесь перемалывают светящиеся солнечные камни, которые люди добывают в глубоких шахтах под горой Ханикгома, там, где мой дед пуще глаза хранил тайну Золотого ключа.
К шахтерам надо заехать обязательно.
Вот Хасан уже и везет меня прямо к памятнику Ленину. Оглядываюсь кругом. Там, где когда-то аульчане сеяли ячмень и картошку на крошечных полосках сажали, сейчас раскинулся красивый городок — всюду дома, дома: двухэтажные, кирпичные, с большими, светлыми окнами. Виднеются надписи: «Школа-интернат», «Больница», «Амбулатория», «Детсад», «Сберкасса»… А дальше: «Продмаг», «Промтовары», «Ресторан»… Может, кто-нибудь скажет: «Вот удивила чем?» А ведь и впрямь диво! Потому что происходит в моем родном ущелье, где когда-то брат убивал брата из-за чашки гороховой похлебки или вершка земли…
Возле памятника оказались мои давнишние знакомые — тамада ущелья, седобородый джигит Бабо Худзиев, который уже много лет тому назад отпраздновал свое столетие, а все еще трудится в хозяйстве. Рядом с ним Созрыко, высокий, широкоплечий горец лет семидесяти. Как-то я назвала его пожилым, так он обиделся не на шутку:
— Тоже сказала, будто в могилу толкнула! Мне еще электростанцию на Фиагдоне построить надо!..
Верно, что Созрыко Цагараев — самородок, каких не много на свете. Еще до войны придумал паровую молотилку, и она была такой удачной, что обмолачивала урожай нескольких колхозов нашего ущелья. Выдалась у него на славу и маленькая электростанция на горной речушке. Освещала даровым светом несколько аулов. Тогда же загорелся он придумкой самоходного комбайна. В Москву бумаги возил, свидетельство ему выдали. Но пришла война и все перевернула, поломала. А когда Созрыко вернулся с фронта, то и начал думать о большой электростанции на реке Фиагдон. Объявился у Созрыко еще один талант — книгу о колхозной жизни, о том, как боролись мы с кулаками, написал. А тут взялся песни сочинять. А сейчас задумал новый, большой памятник Владимиру Ильичу от трудящихся Куртатинского ущелья поставить. Раньше, говорит, мы жили бедно, потому и памятник не очень видный получился, хоть и вложили в него всю душу.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: