Кэтрин Хайд - Когда ты был старше

Но она не знала Бена, как знал я. Она не знала, каким он был раньше, когда был старшим братом. И то, что случилось, не было похоже на его истинную природу.

Когда мне было четыре года, Бен рассказал мне, что в нашей ванной в сливе раковины прячется чудовище, которое пьет воду, которой мы его снабжаем, а питается оно только зубной пастой и туалетным мылом. Пока.

— Послушай, — произнес Бен, склоняя голову над раковиной. На счет «три» он открыл кран и почти сразу закрыл его. — Слышишь? Слышишь, как оно глотает?

И Бен был прав. Я слышал.

Я пятился до самого коридора и врезался прямо маме в ноги.

— Почисть. Свои. Зубы, — выговорила она. Так, будто предупреждала: и не заставляй меня повторять. Потом пошла дальше.

Я на шаг приблизился к раковине. Всего на шаг.

Бен стрельнул в меня эдакой безумной улыбочкой.

— Как это оно может есть зубную пасту? — спросил я, презирая себя за дрожь в голосе, которую, я знал, Бен хорошо распознавал. — И мыло?

— Оно не может, — отозвался Бен. — В том-то и все дело. Рано или поздно ему придется выбраться и схватить что-нибудь повкуснее. Так что будь предельно осторожен, когда наклонишься к раковине. И сразу, как только закроешь воду. Потому что рано или поздно оно проголодается. Теперь чисти зубы, глупышок.

И, смеясь, он отправился к себе в комнату.

Обычно я резко огрызался на оскорбительное «глупышок». Но в тот вечер я был слишком напуган, чтоб вновь открывать рот.

Я робко подошел к раковине и поднялся на цыпочки. Скамеечку, которой мне нужно было пользоваться, чтобы достать до раковины, я решил не подставлять: счел, что уж лучше твердо стоять ногами на выложенном плиткой полу. На случай, если придется удирать сломя голову.

Я схватил свою зубную щетку, до боли навалившись рукой на край фарфоровой раковины. И быстро отдернул руку. Ничего. Но дотянуться до зубной пасты не осмеливался. На этот раз оно будет наготове. Оно будет поджидать меня.

Я стоял посреди ванной и чистил зубы сухой щеткой. Потом до меня дошло, что можно пользоваться водой из ванны. Я смочил щетку водой из-под крана ванны, потом встал, склонившись над ней, чистил зубы и надеялся, что никто из родителей не войдет и не велит мне перестать заниматься ерундой, а делать все, как следует.

Только я начал споласкивать рот и мыть щетку, как Бен опять просунулся в ванную комнату.

— Так, — сказал он, — надеюсь, ты не думаешь, что это тебя спасет.

— Разве нет?

— Это же все одна труба. Под домом.

— Как все может быть в одной?

Бен вздохнул, словно с трудом терпел мою глупость.

Но к этому я уже привык.

— Все уходит в канализацию через одну трубу. Так?

— Не знаю. Наверно.

— Так что потом она разветвляется и расходится по всем раковинам и ванным. Так оно появляется из канализации. Поэтому может влезть в любую трубу, какую захочет.

— Даже в ванной комнате мамы с папой?

— Ну да. И не забывай про кухонную раковину. Думаю, оно здесь торчит как раз из-за тебя. — Я промолчал в ответ, понимая, что если заговорю, то буду не в силах скрыть своего ужаса.

— Потому что ты самый маленький. Ты же понимаешь. Тебя легче всего затянуть в трубу.

Я бросил щетку на пол и побежал к кровати, где и остался ждать, пока придет мама и уложит меня.

Бен пошел к двери моей спальни и вдруг остановился.

— Что это было? — спросил он удивленно.

— Что?

Сердце у меня колотилось так сильно, что его биение отдавалось в ушах.

— Показалось, что я видел, как в окне что-то промелькнуло. Н-да. Может, и ничего. Спокойной ночи, глупышок.

Я натянул одеяло на голову и позвал маму. Через долю секунды Бен опять появился в дверях.

— Не надо говорить маме, что за окном что-то есть, — сказал он.

— Почему не говорить?

— Потому что у нее слабое сердце. Ты разве не знал? Ты ее сможешь напугать до смерти. Ты же не хочешь напугать ее до смерти, а?

— Не хочу.

— Вот и держи рот на замке.

И брат опять исчез.

Спустя минуту в двери появилась голова мамы.

— Почему зубная щетка на полу?

— Не знаю. Наверно, упала. Не могла бы ты зайти на минуточку?

Мама подошла к кровати. Присела на краешек. Мягко убрала волосы у меня со лба.

— Чем это вы все так взволнованы? Ты весь дрожишь. Заболел? — ее теплая ладонь легла мне на лоб. Как же мне хотелось, чтобы и ее рука на месте оставалась, и мама никогда не уходила!

— Нет.

— Что же стряслось?

— Ничего. Ты можешь попросить папу зайти ко мне?

Мама глубоко вздохнула:

— А ну-ка, что может твой отец, чего не могу я?

— Не знаю. Можешь просто попросить папу?

— Ладно. Прекрасно.

И она вновь оставила меня один на один с чудищами.

Отец появился на пороге примерно через минуту.

— В чем дело? Ты меня прямо с половины ток-шоу оторвал.

— Это очень важно, — отец, вздохнув, вошел и сел на край кровати. — Ты не мог бы выйти посмотреть? Посмотреть, нет ли там кого?

— Кого, например?

— Например, грабителя. Или чудища.

— Никаких чудищ не существует.

— Тогда грабителя.

— С чего ты решил, что возле нашего дома грабитель?

— Бен видел, как что-то мелькнуло в окне.

— Бен, — произнес отец. Будто говорил: «Источник всего зла на свете». — Если Бен кого-то там увидел, почему он не обратился ко мне? Или к вашей маме?

— Он сказал, что маме нельзя говорить. Что у нее больное сердце, и это может напугать ее до смерти. Почему ты никогда не говорил мне этого?

Отец распрямил ноги и встал, высоко возвышаясь над кроватью.

— Я сейчас вернусь. Мне нужно немного поговорить с твоим братцем.

Но на самом деле предстоял вовсе не разговор. Я думал, что разговор. Поначалу. Но потом услышал, как отец открыл кладовку у входа вместо того, чтобы направиться прямо в комнату Бена. Если бы он пошел прямо туда, тогда бы был разговор. Остановка же у кладовой в коридоре означала, что будет порка. Туда он заглядывает, чтобы выбрать ремень.

Тут я еще больше перепугался, больше, чем за весь тот вечер. Потому как чудища и грабители, они находились в категории под названием «может быть». Зато Бен, если я подставил его под ремень… что я, похоже, и натворил… это было опаснее всего.

Я расслышал, как Бен взвизгнул. Стал считать, сколько раз он взвизгнул. Четырнадцать. Четырнадцать ударов. Четырнадцать раз ремень прошелся по его попе или по ногам. Значит, возможно, на несколько недель — никакого бассейна, или, может, брату придется просто надевать трусы побольше, подлиннее.

Я слышал, как отец втолковывал Бену что-то, но слов разобрать не мог.

Потом тишина.

Интересно, думал я, кто-нибудь придет уложить меня спать?

Вернулся отец, все еще с ремнем в руке.

— У твоей мамы сердце не слабое, — сообщил он.