Иорам Чадунели - Возмездие. Рождественский бал

— Получается, что невидимый друг хочет помочь нам выявить и арестовать преступника?

— Получается, что так. А ты не веришь? Чего же тогда он хочет, по-твоему?

— Почем я знаю.

— Раззадорил мое любопытство… Как бы дознаться, кто он?

— Давай потерпим. Увидишь, сам проявит себя.

— Мне он представляется надежным, честным и верным человеком.

— Завидная убежденность.

— А почему бы не верить в это, он же оказывает нам большую услугу! — воскликнул Темур.

— Сожалею, но пока не разделяю твоего мнения. Не будем делать скоропалительных выводов.

Что же писал им таинственный доброжелатель?

«Если хотите раскрыть преступление в магазине, арестуйте Джумбера Дэвидзе. Вам ничего не стоит установить его личность».

«Кто же он, этот доброжелатель, который стремится погубить Джумбера Дэвидзе? Почему скрывается? Боится Джумбера и его сообщников? Что им движет? Только ли желание помочь закону или он жаждет свести с кем-то счеты?» — размышлял Мигриаули, направляясь утром в прокуратуру, к следователю Давиду Сачалели, который занимался делом Магали Саджая.

Сачалели, приветливо поздоровавшись с младшим коллегой, сказал:

— Извини, Джуаншер, но давай сразу к делу, вот-вот придут профессор Узнадзе и жена покойного Саджая. Я назначил им встречу до твоего звонка.

— И ты извини, что пришел, не договорившись с тобой, — дня три не мог дозвониться, тебя не застанешь. Понимаю, я и сам все время мотаюсь. Вот и решил с утра перехватить тебя. Видишь ли, у меня вызывает сомнение личность одного уважаемого человека, о котором у тебя должны быть сведения. Я имею в виду Зураба Хидурели — заместителя директора института, профессора Узнадзе. Как он относится к смерти Магали Саджая? Что ты о нем знаешь, какого мнения? Понимаешь, он проявляет непонятный интерес к преступлениям, которые, в общем, отношения к нему не имеют. Он не упускает случая поговорить со мной, вызнать что-либо, дать совет, «навести на след», мало того, — он не в милицию, а ко мне обратился за помощью, когда у него похитили уникальные драгоценности. Кто-то грозится убить Хидурели — он показал мне письмо, оставленное неизвестным в его доме. Но при этом довольно спокоен, я бы сказал, невозмутим. Предполагаю, что он хочет выгородить преступников. Но кого? Думаю, своего сына Бакура, — тот затеял драку в ресторане. А на днях к нему в дом проник другой участник драки — некий Джумбер Дэвидзе. Сам наблюдал за ним: он что-то искал в доме Хидурели, ничего не взял, ушел оттуда злой… Не нравится мне Зураб Хидурели.

Давид слушал внимательно и — было заметно — не без удивления.

— Что тебе сказать, Джуаншер. Я несколько раз беседовал с Хидурели. Он потрясен смертью Саджая, переживает, как и другие в институте, отношения у него с ним были ровные. Но вот после твоих слов я припомнил факт, который приобретает для меня значение. Ты и сам выдвигал версию об отравлении Саджая. В тот день, когда он погиб, в институт дважды приходил неизвестный молодой человек, во второй раз — вечером, как сказал вахтер. Он спрашивал Хидурели. Я, разумеется, обратил внимание на этот факт и выяснил, что приходил некто Джумбер Дэвидзе. Ни в чем не подозревая Хидурели, я и посещениям Дэвидзе не придал значения, тем более что они оказались родственниками…

— Джумбер Дэвидзе родственник Зураба Хидурели?! Почему в таком случае он проникает к нему в дом как вор? Правда, он был судим, исключен из института, и майор Алания утверждает, что Дэвидзе и сейчас общается с ворами, но не станет же парень грабить родственника?.. Лично у меня Джумбер вызывал сочувствие, — едва вступил в жизнь, а уже столько всего претерпел. — Мигриаули помолчал. — Впрочем, меня занимает личность Зураба Хидурели, о нем я бы хотел услышать от тебя, Давид.

В дверь постучали.

— Войдите… — отозвался Давид. — Это, наверное, профессор.

Он не ошибся.

Дверь распахнулась, и в кабинет вошел профессор Узнадзе.

Поздоровался, переводя холодный взгляд с Сачалели на Мигриаули, которого узнал.

— Не буду вам мешать, извините, мне пора.

Джуаншер хотел уйти, но Давид остановил его.

— Останься, тебе стоит знать все, что связано с делом Саджая. Возможно, и о Хидурели услышишь кое-что.

При упоминании Хидурели профессор недовольно поморщился.

— Уважаемый инспектор, меня поражает ваша, извините, бездеятельность. Если вы неспособны приподнять завесу над тайной смерти Саджая, то откажитесь от дела, займется другой! Для вас налицо заурядный случай, а для меня невозместимая утрата. Я не сомневался и не сомневаюсь: Саджая убит, он мешал кому-то или кто-то посягал на результаты наших многолетних исследований! Мы лишились талантливого ученого, кто-то завладел нашим бесценным препаратом, а вы все топчетесь на месте, до сих пор ничего не прояснили!..

— Понимаю вашу горячность, батоно, но поймите и вы меня, — легко ли вести расследование без содействия тех, на чью помощь вправе рассчитывать? Я имею в виду и вас, и ваших сотрудников. Вас, разумеется, потрясли смерть Саджая и пропажа результатов исследования, но одними эмоциями следствие не продвинешь. Думается, что именно ваши соображения о том, кто и почему отравил Саджая, а вы почти уверены в факте отравления, определили бы направление поисков.

— В первые дни, потрясенный случившимся, я, признаться, растерялся. Но, придя в себя, вникнув во все, сравнив кое-какие факты, я почти убедился: Саджая отравлен, — хотя рассудок отказывался допустить, что в институте есть люди, способные на такое.

— Скажите, пожалуйста, в тот вечер, когда Саджая скончался, вы были в лаборатории?

— К сожалению, в тот день, как и перед этим, я отсутствовал, и вечером в лаборатории Саджая был один. Лаборантов мы обычно не задерживали после рабочего дня; иной раз случалось, конечно, но опыты были закончены, и лаборант ему не мог понадобиться. Да, увы, меня не было с ним. Нам предстояло проверить действие препарата, его эффективность Я намеревался испытать его на себе, вызвав у себя с этой целью рак, что в любом смысле тоже не просто.

— Но, по вашим же словам, Магали Саджая собирался поступить подобным же образом.

— Да, но я не мог допустить, чтобы он рисковал собой! Не знал, как отговорить его! Саджая оберегал меня, что вполне естественно для благородного человека, а он был человеком большой души и, как видите, доказал это, опередил меня, превзошел в любви к людям. Вам известно, что за три месяца до смерти у него не было рака, известно из медицинского обследования. Он сам вызвал у себя рак.

— Допустим, вы правы, ваш ассистент проявил самоотверженность во имя людей, но какие основания предполагать и даже утверждать, что Саджая отравлен? Он мог умереть от рака или от препарата.