Юрий Хазанов - Укол рапиры

— Склеивать тоже нельзя, — сказал Гоша. — Надо оплавлять. Как на почте, когда ценные бандероли посылают. Потом вплавить трубку, через которую водород накачивать, а водород собрать в автомобильную камеру и под давлением перегонять. Ясно?

В общем, видно было, Гоша времени даром не терял и основательно продумал вопрос о Самодельных Неопознанных Летающих Тарелках (СНЛТ).

Колода тоже внес ценное предложение: обклеить всю тарелку серебряной бумагой — фольгой. Тогда похоже будет, что она из металла.

— Где же достать так много? — спросил Женя. — Это сколько шоколадок умять надо?

— В хозмагазине у станции, вот где, — сказала Ира.

Но когда принялись за дело, все было переиначено. Во всяком случае, большая часть. Во-первых, газ водород по чисто техническим причинам пришлось заменить менее газообразным веществом — воздушными шарами. А тогда и оплавлять нечего стало. Достаточно сшить обыкновенными нитками две пленки, чтобы получился мешок, а в него запихать побольше скрипучих, как новые сапоги, воздушных шаров. Конечно, их надо как следует надуть.

Потом ребята зашили мешок и так как фольги достали очень мало, да и то не в магазине, а в кухонном столике у Ириной бабушки, то начали обклеивать чем придется: конфетными бумажками, автомобильными наклейками, переводными картинками. В результате получилась весьма странная рябая поверхность — не то сошедшая с ума шахматная доска, не то географическая карта какого-то безумного мира.

Клеить было очень неудобно: мешок все время рвался из рук, силился взлететь — только что крыльями не хлопал — ведь как-никак пятнадцать шаров в него напихали… А сколько вдули кубических сантиметров воздуха из собственных легких!

— На тарелку не очень похоже, — задумчиво сказал Женя, в который раз подминая непослушные шары. — Скорей на надувной матрас.

— НЛМ, — сказал Колода. — Неопознанный Летающий Матрас.

— Матрас-самолет, — предложила Ира и шлепнула шар, как нашкодившую кошку.

— Пора веревку привязывать, — сказал Гоша. — Я уже приготовил. Капроновая.

И вот веревка прикреплена к нижней части летательного аппарата, как раз посередине, уплотнена резиновой накладкой — и матрас, то бишь тарелка, готова к старту.

— Пошли на тарелкодром, — говорит Женя, — будем запускать.

— Сейчас солнце заходит, ох, красиво будет, — говорит Ира.

— Начинаем отсчет времени, — говорит Колода. — Пятьсот двадцать три, пятьсот двадцать два, пятьсот двадцать один…

Но Гоша охладил нетерпение соратников, объяснив, что нет никакого смысла на ночь глядя производить запуск. Никто все равно до утра не увидит, и потом, мало ли, вдруг ураган поднимется, как в начале месяца, — унесет аппарат неизвестно куда. Лучше завтра пораньше встать, задолго до школы, и спокойно запустить.

Ребята занесли «матрасную тарелку» в сарай, тут же, во дворе у Гоши; укрыли старым брезентом, еще каким-то тряпьем и для полной надежности привязали за веревку к козлам — словно игривого теленка или неуемную козу. Потом условились встретиться завтра в пять ноль-ноль… Нет, лучше в шесть ноль-ноль…

— Сейчас уточним район запуска, — сказал Гоша. — Вперед!

И все опять с ним согласились и вышли за калитку.

Владимирская улица их поселка переходила прямо в лесную опушку. Сюда они и пришли.

Закатное солнце лежало уже на кромке дальнего леса — как оранжевое яйцо на темной скатерти. Его лучи почти не задевали потяжелевшие сразу ветви — неподвижные у елей и сосен, слегка струящиеся у берез и осин. Зато на стволы было отпущено вдоволь света, их тени перечертили всю опушку, и казалось: на зеленую траву в беспорядке набросаны черные жерди разной длины и толщины.

Недолго посовещавшись, испытатели сошлись на том, что летающую посудину лучше всего прицепить к вершине вон той высоченной ели: она хорошо видна и с Владимирской, и с поперечных улиц. Женя даже слазил на вершину — убедиться, что она вполне доступна. Там, к макушке, они завтра на рассвете привяжут капроновый шнур — и над поселком повиснет всем на удивление таинственный аппарат!..

Не станем уверять, что Гоша был чересчур взволнован предстоящим запуском, но все же кое-что тревожило его и мешало быстро уснуть этой ночью. Думал он о том, не видна ли будет веревка, привязанная к «тарелке», крепка ли она, думал и про то, как отнесутся и что скажут люди — сразу догадаются, что все это ребячья затея, или хоть ненадолго, да поверят, что прилетели вдруг какие-то существа, непохожие на людей; хоть ненадолго, да подумают, что не можем мы быть одни во всей Вселенной, у которой даже и конца никакого не видно…

Гошины родные давно уже спали, они вообще рано ложились, а Гоша все не мог заснуть. Он думал теперь уже не о летающих тарелках и не о других галактиках, а о вещах куда более земных: что завтра обязательно спросят по геометрии и что Эдик с ним никогда не соглашается потому, что заглядывается на Иру — это же слепому видно, а Ира не очень-то хочет с ним знаться, она больше с Гошей и с Женькой… И, значит, отсюда встает второй, главный вопрос: кто ей больше нравится — он или Женька?…

Хотя вопрос был очень серьезным, именно в этот момент Гоша начал дремать, и дремота неминуемо перешла бы в крепчайший сон, если б не раздался выстрел!.. Так Гоше показалось, во всяком случае, и он вздрогнул и открыл глаза. Стояла тишина. Он уже подумал, что приснилось, но тут снова прозвучал выстрел — где-то совсем рядом, в их дворе… И в третий раз!

Родители спали. Гоша встал, подошел к открытому окну. Все было тихо. Выстрелы больше не повторялись. Свет уличного фонаря выхватывал из темноты калитку, ворота, присыпанную угольной пылью дорожку, кучу бревен слева. Конечно, ему приснилась вся эта стрельба… Стало холодно босым ногам, Гоша повернулся, чтобы отправиться в кровать, но за окном послышались шаги. Они приближались со стороны сеней, из глубины двора. Гоша застыл у подоконника. Шаги сделались громче, одновременно можно было различить слова. Были они в основном ругательные, но сквозь заслон из отборной брани просачивались отдельные фразы со смыслом. Из них Гоша смог уловить, что «…чего у них там в сарае поналожено?.. Мины, что ли?.. Домой… спать пойду… ну их… взорвутся еще… гранаты… У меня своего дома нет разве?.. Пойду, и все. Чего бояться?.. Правильно говорю?»

Гоша успокоенно перевел дух. Это был их сосед, дядя Митя, Дмитрий Ильич. Как напьется — домой боится идти, к ним на участок приходит. Когда теплей, прямо в саду спит, а сейчас в сарай, видно, полез. Только что он там болтает, какие мины?

Хлопнула калитка, уже с улицы донеслась удивленно-обиженная брань Дмитрия Ильича, потом и вовсе затихла. Гоша немного поворочался в кровати, поулыбался, вспоминая болтовню соседа («гранаты, мины…»), и скоро уснул.