Юрий Хазанов - Укол рапиры

— Не та, наверно, елка, — сказал Женя. — Та левее была.

Пробежали до самого конца улицы, только чудом ни разу не споткнулись, потому что глаза их все время глядели на небо. Но по-прежнему в поле зрения не появилось ничего похожего на тарелку.

Да, ее не было! В этом они окончательно — убедились, когда вместе с улицей уперлись в лесную опушку и увидели ту самую стартовую ель, а над ней пустую синеву небес.

— Все, — сказал Гоша. — Оторвалась. Эх, я дурак, веревку взял тонкую. Боялся, видна будет. А привязали крепко, я помню.

— Не в этом дело, — утешил Женя. — Сейчас такие ветры, канат и тот не выдержит.

Они приблизились к стволу, поискали глазами остатки веревки, но не нашли.

— Ничего, — сказал Женя. — Запустим в третий раз. До трех все равно не считается.

В школьный вестибюль они вбежали минуты за две до звонка. У дверей стояла учительница географии, как будто встречала их. Чуть на нее не наткнулись.

— Живо в кабинет директора, — сказала она. — Вас давно ждут.

— Еще звонка не было, — сказал Женя. — Мы же не опоздавшие.

— Вас ждет Павел Федорович, — повторила учительница. — Там уже все в сборе.

В директорском кабинете было полно народу: несколько учителей, завуч, какие-то женщины, даже с маленькими детьми, дядя Федя Батурин — милиционер, секретарь поселкового Совета… «В чем дело? Зачем нас с Женькой позвали?» — подумал Гоша и в этот момент увидел Иру и Колоду. Хотел крикнуть: «А вы чего тут?», но помешал голос директора:

— Ну, рассказывай, как все произошло!

Наступило молчание. Гоша повернулся, чтобы посмотреть, кто на этот раз провинился, от кого требуют отчета, но вдруг понял, что все смотрят на него.

— А почему он один? — это был голос Иры. — Мы все одинаково. И, вообще, я не понимаю…

— Помолчи! — крикнул директор. — Ну, Гоша Панков, мы тебя внимательно слушаем. Как тебе пришло в голову сеять панику…

— Мы ничего не сеяли, — сказала Ира.

— Помолчи! — опять крикнул директор. — …сеять панику и вводить людей в заблуждение? Отвлекать от насущных, так сказать, задач… Нацеливать на несбыточное… Чудес на свете не бывает… И точка.

Гоша еще не совсем пришел в себя: столько народа, из-за чего?.. Да и тарелка ведь сорвалась? Откуда же они знают? И что он должен говорить?

За него ответила Ира.

— Вы не правы, — сказала она. — Почему «несбыточные»? Ничего еще не известно…

— С точки зрения сугубо научной, — сказал бородатый учитель физики, — такая вероятность есть.

— Мы не на симпозиуме, — прервал директор. — А Панков уже не маленький и нарушать общественный порядок… вот представитель милиции подтвердит. Слушаем тебя, Панков…

Гоша начал объяснять, но ему не дали. Сразу заговорили женщина с мальчонкой, милиционер Батурин, еще одна женщина, секретарь поселкового Совета. И директор, который с легкостью укрощал целый зал, набитый учениками разных классов, в этот раз ничего не мог поделать.

Женщина с внуком говорила, что уже и завчера, и надысь от соседок слыхала: запускают, значит, эти… как их… А кто, что, зачем — никому не известно…

Ее перебила другая рассказом о том, как прибегает к ней сегодня спозаранку соседка Верка и говорит: «Тетя Клава, началось! Над лесом висит! Большая и сверкает…» Она как поглядела — батюшки! — и к Варваре Петровне скорей: что делать? Может, окна закрыть?.. А потом к Трофимовне, к Кузнечихе… Вышли на проспект, тут как раз секретарь поселковый идет. Сначала не верил, потом поглядел — аж побледнел с лица…

— Не бледнел я, Степановна, — сказал секретарь. — Но вообще такие явления не каждый день приходится наблюдать.

— А похожа была на настоящую тарелку? — спросил Женя.

— Не знаю, я ж их никогда не видел. — И секретарь прибавил, что взял потом бинокль и как следует рассмотрел…

— И к нам позвонил, — вмешался в разговор милиционер дядя Федя. — Совета спрашивал, как быстрей снять. Хотели пожарную вызвать, с лестницей, а мой начальник говорит: я, говорит, уже лет сорок по деревьям не лазил — соскучился, спасу нет. Сейчас, говорит, китель сниму и полезу. Ну, подсадили мы его, конечно, спервоначалу, а потом ничего… Долез.

— Утренний тренинг, — сказал учитель физики, и директор опять посмотрел на него с неудовольствием.

— А куда ж вы дели, — спросил Гоша, — тарелку нашу?

— В милиции лежит, — ответил дядя Федя. — Где ж ей еще быть? Вещественное доказательство. Чтоб не улетела, мы на нее две пары сапог поставили. И три стула.

— В общем, все ясно, — сказал директор. — Умышленное нарушение общественного порядка.

— Не умышленное и не нарушение! — крикнул Женя. — Мы хотели… Пусть люди не забывают, что есть и другие миры, где тоже, может быть, живут, понимаете? В чем тут нарушение?

— Потому что не все люди одинаково подготовлены, — сказал директор. — Могут быть нежелательные последствия и мнения.

— Значит, надо готовить, — сказал Гоша. — А не скрывать все подряд.

— Это у нас как наглядное пособие было, — сказала Ира.

— Безобразие, а не пособие, — сказал директор. — И понесете наказание.

Но секретарь поссовета попросил не наказывать, потому как живем сейчас в век научно-технической революции, все ученики скоро на вычислительных машинах работать будут как один, и, кто знает, может, сами эти тарелки вычислят…

Дядя Федя тоже сказал, что в положении о штрафах про запуск летающих тарелок ничего не говорится и расценок на них пока нет, так что можно считать: ребята змея такого воздушного запустили. А за змея что с них взять?..

На том и разошлись.

Путь на урок занял куда больше времени, чем требовалось. Потому что Гоша остановился в коридоре и спросил:

— А как узнали, что это мы?

— Спроси вон у него! — сказала Ира.

— Я рассказал, — признался Колода. — Когда увидел, как нашу тарелку в милицию тащат…

— Испугался сразу?

— Нет. Просто не считал нужным скрывать. Надоело каждый раз: не я, не мы, не слышал, не видел!.. Дрожим, как зайцы, из-за всего.

— Ты бы за себя и говорил! — сказала Ира. — А зачем других называть? Может, они не хотели?

— Колода прав, — сказал Гоша.

А Женя промолчал.

— Кто за исключение, прошу поднять руку, — сказала Аня. — Так. Большинство…

— Большинство «за», — повторила Аня. — Собрание считаю закрытым.

Все встали, только Глеб с Максимом остались сидеть, как бы давая понять себе и другим, что теперь они во всем не такие, как прочие.

— Неправильно, — сказал Яша.

— Чего ж ты раньше молчал?! — крикнула Маша.

— А ты много говорила? — спросил Саша.

И в это время поднялся со своего места Глеб и проговорил, обращаясь к Максиму, но почти все услышали:

— Жалко, что мы имена другие подписали… Псевдонимы эти дурацкие. Как у некоторых писателей. Теперь до конца жизни везде буду только свою фамилию ставить. Пусть хоть не знаю что…