Юрий Аракчеев - Пирамида

Худайберды Алланазаров знал дело не только на стадии второго процесса, где он был председателем, но и в его окончательном виде. После внесения протеста прокурором Виктором Петровичем именно Алланазаров был председателем судебной коллегии, которая рассматривала протест, а следовательно, и дело. Поэтому я спросил его о следователе Бойченко.

— Это очень хороший следователь, опытный, умный, но, понимаете, прокуратура портит людей, давая им заведомо плохие дела. Из ведомственных соображений она думает больше о своем престиже, чем о самом деле. А потому следователи ищут обычно только уличающие показания.

— Он переведен в адвокаты в связи с «Делом Клименкина»? — спросил я.

— Нет, видите ли…

Алланазаров замялся и рассказал о том, что следователь по особо важным делам был якобы замешан в историю, связанную со взятками, и хотя определенности, как и в «Деле Клименкина», тоже как будто бы нет, однако ему все же пришлось уйти.

— А Ахатов? — спросил я.

— Ахатова отстранили после нашего определения, — сказал Алланазаров, но с некоторой неуверенностью, и я вспомнил, что в Мары мне говорили обратное: Ахатов никак не пострадал после второго процесса, вмешивался в следствие и перед третьим, и перед четвертым судами. В тюрьме он оказался за взятки.

— Клименкин оправдан за недоказанностью, — сказал я. — А как вы все-таки считаете: он убийца?

— Трудно сказать, — усмехнувшись, ответил Алланазаров. — Путаницы много. Некоторые факты можно повернуть и так, и эдак. Например, в показаниях потерпевшей записано о парне «пельтек». Это по-туркменски «картавый», хотя может быть, и «заика». Но вообще-то «заика» будет «сакав». Таких расхождений много в деле.

— А что вы думаете о Каспарове?

— Он обижен на милиционеров, его упорство с этой точки зрения понятно. На опознании он вряд ли был…

На мой вопрос, интересное ли вообще это дело в ряду других, Алланазаров сказал, что очень интересное, и признался, что пишет о «Деле Клименкина» целый роман.

— Какая же главная мысль? — поинтересовался я.

— Вот эта двусмысленность, оценочность, неопределенность истины.

В конце разговора с Алланазаровым я попросил его помочь мне встретиться с Бойченко и рассказал о неудачной попытке Петухова.

— Странно он ведет себя, — сказал я, имея в виду Бойченко. — Меня интересуют объективные обстоятельства дела, а от кого же я могу узнать их лучше, чем от следователя? Я ведь на самом деде хочу разобраться.

Алланазаров обещал помочь. И помог.

Я вошел в одноэтажное, довольно невзрачное здание юридической консультации. Разыскал Юсупа Мурадова. Он внимательно посмотрел на меня.

— Здравствуйте, — сказал я. — Я от Алланазарова Худайберды. Он вам звонил… Петр Данилович еще не приходил?

— Да, Алланазаров звонил. Петра Даниловича еще нет. Но вот-вот должен быть. Вы пока пройдите за мной. Посидите здесь. Петр Данилович придет, я с ним сначала поговорю, а потом позову вас.

Он отвел меня в соседнюю маленькую комнатку и вышел. Я остался один. Однако сидеть пришлось недолго. Петр Данилович был пунктуален. Я услышал громкий, уверенный в себе и довольно приятный голос.

Наконец Юсуп Мурадов позвал меня. Я вошел в приемную. За пустовавшим ранее столом сидел теперь довольно красивый человек лет тридцати с небольшим. Он встал мне навстречу и протянул руку для пожатия. Да, голос у него был приятный — достаточно громкий, уверенный и спокойный. И улыбка приятная. Он был высок, отлично сложен, спортивен.

— Садитесь, — приветливо сказал он и показал на стул. — О чем же вы хотели со мной говорить?

Чуть-чуть чувствовался украинский выговор. И в улыбке тоже был чисто украинский оттенок лукавства.

— Да ведь вы уже знаете, наверное, — сказал я. — О «Деле Клименкина», конечно. Теперь все закончилось, а мне хотелось бы разобраться объективно.

— Объективно? Ну что ж, это хорошо. Правильно. А то тут ваши корреспонденты намутили воду.

И он опять очень обаятельно улыбнулся.

В этот момент к столу Бойченко нерешительно приблизилась женщина, по-видимому, туркменка. На руках ее был грудной ребенок. Бесконечно смущаясь, она наконец выговорила через силу:

— Извините, пожалуйста… Я… Вы помните?

Умоляющие ее глаза смотрели на Петра Даниловича.

Оторвав добрый, излучающий добродушие взгляд от меня, Бойченко повернул лицо к женщине, и я увидел, как мгновенно и почти неузнаваемо изменилось его лицо.

— Что? — переспросил он уже и голосом совсем другим, холодным и жестким. — А да, помню. Пока ничего не получилось. Ждите.

Я поразился этой мгновенной перемене: голос-то у него, оказывается, совсем другой. Как будто автомат включился.

— Но я… — мялась в бесконечном сомнении женщина. — Я… Мы ведь уже месяц, как…

— Я вам сказал: ждите, — отрубил Бойченко. — Пока ничего положительного. Как только станет известно, я вам сообщу.

Только что переключатель не щелкнул. Вот тебе и раз!

Сделав мимолетную гримасу, означающую что-то вроде «вот ведь нетерпеливы, глупые!», он повернул ко мне лицо, опять изменившееся, как по волшебству. Женщины для него больше не существовало.

На миг я представил себя в роли не корреспондента, а подследственного… Да ведь женщина-то пришла к нему не как к следователю, а как к адвокату. А что же было тогда?

— Знаете что, — сказал Бойченко, опять излучая радушие, — давайте пройдем в другую комнату, здесь все равно поговорить не дадут.

И мы прошли в ту самую комнату, где я его ожидал. Он, похоже, не понял, что произошло. Или считал меня за дурачка? Ведь продолжал играть передо мной, как ни в чем не бывало. В какой-то момент нашего разговора я подумал, что он искренне убедил себя в благой своей роли в «Деле Клименкина» и даже считает себя вполне порядочным человеком, несмотря на этот эксцесс, из-за которого оказался в адвокатуре.

— Вы знаете, адвокатом мне даже больше нравится работать, — сказал он, интимно делясь. — Следовательская работа с поездками связана, а на местах не всегда можно покушать нормально, умыться, поспать. Адвокатам в этом отношении проще…

Тут он поправил белоснежные манжеты, слегка выбившиеся из-под тщательно выутюженного пиджака.

Оказалось, что работал он следователем с 66-го года, после окончания юридического факультета Ашхабадского университета. А родом с Украины.

— Петр Данилович, — сказал я, когда по окончании беседы мы вышли из здания адвокатуры во двор, — меня действительно интересует правда, истина. Дело я читал… Вот ведь что особенно удивительно: ни на пиджаке, ни на ноже Клименкина не оказалось следов крови… Вы на самом деле считаете, что Клименкин — убийца?

— Да, он убил, — сказал Бойченко как-то поспешно, даже по-детски (именно дети, боясь правды, совершенно искренне пытаются сами себя убедить иной раз в истинности неправды). — Одежда у нее была национальная, четырехслойная, — продолжал он формулировкой из протокола. — Кровь могла на Клименкина не попасть.