Ноэль Хиллиард - Клочок земли

В некоторых произведениях европейских писателей XIX века коренные жители Новой Зеландии изображались кровожадными дикарями, нападавшими на белых. Серьезные исследователи новозеландской истории опровергают эти утверждения: «туземцы» терпели немало притеснений от проникавших с давних пор на новозеландские острова искателей наживы, о чем сохранились многочисленные свидетельства современников.

Чарльз Дарвин, посетивший Новую Зеландию в 1835 году, писал, что из находящихся там англичан немалую часть составляют «отбросы общества». По свидетельству другого современника, селившиеся на островах Новой Зеландии англичане, ирландцы, шотландцы, датчане, французы, американцы «были большими дикарями, чем туземцы». Беглые матросы, всякого рода авантюристы были в числе первых белых поселенцев.

Маорийцы, по словам одного из исследователей того времени, убедились, что «великим богом белых людей является ружье». Вместе с тем была взята на вооружение и библия. За десять-пятнадцать лет большинство маорийцев было обращено в христианство. Маорийцы стали порывать с былым укладом, но достойного места в новых условиях жизни не нашли.

Кроме искателей наживы, мечтавших об обогащении, среди первых колонистов были и свободолюбивые, стремящиеся к независимости люди, прозябавшие в своей стране в нужде и голоде и надеявшиеся на новых землях зажить по-человечески. Их настроения и надежды нашли отражение даже в литературных произведениях. Так, один шотландец, переселившийся на новозеландские острова, писал:

Но это ощущение независимости было весьма кратковременным. Вскоре выяснилось, как пишет новозеландский историк К. Синклер, что политика в Новой Зеландии, «как и в Великобритании, оставалась прерогативой людей состоятельных», а «эффективная власть принадлежала владельцам собственности…» В Новой Зеландии начала бурно развиваться капиталистическая экономика. «Господство богатых» осталось непоколебленным и на новых землях. В Новой Зеландии нашлись свои «идеологи», ни в чем не уступавшие рьяным реакционерам их старой родины.

Английский писатель Энтони Троллоп писал о том, что «из всех Джон Булей новозеландские являются самыми ярыми». Новозеландский литературовед профессор Маккормик считает, что в течение долгого времени литературная Новая Зеландия, подобно политической и экономической, стремилась быть самым покорным отпрыском Англии. Перелом в области литературы произошел примерно в 90-х годах прошлого века. Новозеландская литература далеко не сразу обрела свой национальный характер.

Любопытна история первого «романа» о Новой Зеландии, написанного человеком, никогда не бывавшим в ней. Эта книга под названием «Далекий дом, или Семья Грэхем в Новой Зеландии» была написана англичанкой Изабеллой Эймлер на основе писем, получаемых ею от родственников, выезжавших в новую колонию. Эта книга вызвала множество подражаний, сохранивших ныне интерес разве что для литературоведов и историков.

С точки зрения колонизаторов были написаны и многие из книг о «маорийских войнах».

Постепенно, по мере того как новозеландцы начали складываться в нацию, стала существенно меняться и литература.

После некоего эмбрионального периода, под влиянием все более усложняющегося социального бытия страны, наступила пора, когда простому описанию нравов и поверхностному морализированию должны были прийти на смену более глубокие произведения, отличавшиеся разной степенью художественности, но имевшие одну общую черту — стремление правдиво запечатлеть жизнь народа.

По мнению исследователей, формирование национального сознания у новозеландцев относится к тому периоду, когда появились новые поколения жителей Новой Зеландии, родившиеся в стране и не считавшие, подобно первым переселенцам, свое пребывание в ней временным. Впервые число родившихся в стране новозеландцев превысило число иммигрантов в 1890 году. Но, естественно, последствия этого сказались не сразу.

Стоит отметить, что в некоторых новозеландских рассказах представлена эта тема формирования новозеландцев в нацию. Таков герой новеллы Ф. Сарджесона «Рождение новозеландца» молодой иммигрант-далматинец. Герой рассказа писателя Кареджа «почти двадцать лет прожил фермером в Новой Зеландии», но не переставал думать об Англии, как о своей родине. «Сейчас он понял, что никогда не вернется в Англию, как намеревался вернуться ранее… Никогда, — повторял он, — я не вернусь на старую родину. Очень уж она далеко».

Но наиболее важную роль в становлении самобытной новозеландской литературы играет социальная тема, которая начинает занимать в ней немалое место.

Вопреки мечтаниям некоторых утопистов Новая Зеландия оказалась не «исключением» из правил, а обычной капиталистической страной; правда, преобладала в ней не тяжелая промышленность, а пищевая и другие отрасли, перерабатывающие сельскохозяйственное сырье. Люди труда упорной борьбой добились некоторых социальных завоеваний в стране.

Рост рабочего самосознания, деятельность профсоюзов, борьба с эксплуатацией, нищетой, расовым неравенством — все это находит свое отражение в художественной литературе Новой Зеландии и обогащает ее. Социальная тематика завоевывает свое место в новозеландской литературе, когда появляются произведения таких «писателей социального протеста», как Джон Ли, Робин Гайд (псевдоним писательницы Айрис Уилкинсон), Джон Малган. Особое значение имели годы кризиса. Проблематика и настроение 30-х годов наложили свой отпечаток и на произведения, появившиеся ряд лет спустя, но идейно связанные с периодом кризиса. Иногда время действия в этих произведениях — 30-е годы, подчас же они, не связанные с ними хронологически, ярко передают настроения тех лет, когда под влиянием кризиса все больше испарялись всякого рода реформистские иллюзии и надежды на «процветание».

Следует в этой связи остановиться на книге Джона Малгана «Человек — один». Уже само название ее заслуживает внимания. Оно навеяно замечательными словами из книги Э. Хемингуэя «Иметь и не иметь»: «Человек… один не может…». Малган рисует вначале своего героя Джонсона как человека, который пытается «прожить один», вести в одиночку бой с враждебным ему обществом. Но в конце книги автор приводит Джонсона на поля сражений в период гражданской войны в Испании, и тогда-то герой романа обретает черты, делающие его настоящим человеком, «человеком, которого нельзя убить».