Джеймс Клавелл - Ураган. Книга 1. Потерянный рай

– Ходит слух, что Бахтияр улизнул из Ирана и сбежал в Париж.

– Я в это не верю, Чарли, – сказала Сайада. – Но есть другой слух, которому я верю, – добавила она, отметив про себя, что он так и не ответил на ее вопрос об исфаханском вертолете. – Похоже, генерал Валик и его семья бежали, чтобы присоединиться к другим партнерам Иранской вертолетной компании в Лондоне. Говорят, они прибрали к рукам миллионы долларов.

– Партнеры? – презрительно скривился Жан-Люк. – Грабители, все до единого, что здесь, что в Лондоне, и год от года делаются только хуже.

– Ну, не все они такие уж плохие, – сказал Петтикин.

– Эти кретины наживаются на нашем поте, Сайада, – сказал Жан-Люк. – Я поражаюсь, как Старик Гэваллан дозволяет, чтобы это сходило им с рук.

– Брось, Жан-Люк, не говори ерунды, – поморщился Петтикин. – Он воюет с ними за каждую пядь.

– За каждую нашу пядь, мой старый друг. На вертолетах летаем мы, а не он. Что до Валика… – Жан-Люк пожал плечами с чисто галльской выразительностью. – Если бы я был богатым иранцем, то уехал бы отсюда много месяцев назад со всем, что мне удалось бы увезти с собой. Уже много месяцев было ясно, что шах не контролирует ситуацию. Теперь тут заново повторяются Французская революция и террор, но без нашего стиля, смысла, цивилизованного наследия и манер. – Он с отвращением покачал головой. – Сколько трудов коту под хвост! Стоит только подумать о тех столетиях обучения, о тех богатствах, которые мы, французы, потратили, пытаясь помочь этому народу выкарабкаться из глухого Средневековья, – и чему они научились? Даже нормальную булку до сих пор испечь не могут!

Сайада расхохоталась и, поднявшись на цыпочки, чмокнула его в губы.

– Ах, Жан-Люк, как же я люблю тебя и твою непоколебимую уверенность. А теперь, mon vieux, нам пора отправляться. Тебе еще столько нужно успеть сделать!

Когда они ушли, Петтикин подошел к окну и стал смотреть на крыши домов. Где-то время от времени раздавалась неизбежная стрельба, недалеко от Джалеха поднимался столб дыма. Пожар не большой, но и не маленький. Тугой бриз разгонял черные клубы. Облака опустились на вершины гор. От окон сильно тянуло холодом, на подоконнике лежал снег и намерз лед. На улице внизу было много «зеленых повязок». Пеших или в грузовиках. Потом с минаретов отовсюду муэдзины начали призывать к дневной молитве. Ему казалось, что их голоса окружают его со всех сторон.

Внезапно его душу заполнил страх.

МИНИСТЕРСТВО АВИАЦИИ. 17:04.Дункан Мак-Ивер устало сидел на деревянном стуле в углу переполненной приемной в кабинете заместителя министра. Он продрог, хотел есть и был очень раздражителен. Часы на руке говорили ему, что он прождал здесь почти три часа.

По всей комнате была рассыпана дюжина других людей: иранцы, несколько французов, американцев, британцев и один кувейтец в галабии – длинном просторном арабском халате – и с головной повязкой. Несколько мгновений назад европейцы вежливо прекратили всякие разговоры в ответ на призыв муэдзинов, который все же проник сквозь высокие окна. Мусульмане опустились на колени лицом к Мекке и совершили дневную молитву. Молитва была короткой и быстро закончилась, и голоса снова завели свой бесцельный разговор – в приемных правительственных кабинетов никогда не считалось разумным обсуждать между собой что-либо серьезное, а теперь и подавно. По комнате гуляли сквозняки, холодный воздух вызывал озноб. Все присутствующие оставались в пальто, все в равной степени устали, некоторые переносили ожидание стоически, другие кипели от возмущения, потому что назначенное каждому из них время встречи, как и у Мак-Ивера, давно прошло.

– Иншаллах, – пробормотал Мак-Ивер, но это ему не помогло.

Если нам хоть немного повезет, то Дженни уже в Эль-Шаргазе, подумал он. Я чертовски рад, что она благополучно выбралась отсюда, и чертовски рад, что она сама назвала главную причину своего отъезда:

– Именно я и смогу поговорить с Энди. Ты ничего не можешь доверить бумаге.

– Это правда, – сказал он тогда, несмотря на все свои опасения, и добавил с неохотой: – Возможно, Энди сумеет составить план, который мы сможем осуществить… может быть, смогли бы осуществить. Всем сердцем надеюсь, что в этом не будет нужды. Слишком, черт побери, опасно! Слишком много ребят и слишком много машин разбросано по всей стране. Слишком опасно! Джен, ты забываешь, что мы в этой войне не участвуем, хотя и оказались в самой ее гуще.

– Да, Дункан, но терять нам нечего.

– Мы можем потерять людей, а также и вертолеты.

– Дункан, мы ведь просто собираемся посмотреть, возможно ли это в принципе, не правда ли?

Старушка Джен, несомненно, самый лучший связной, какого мы могли бы пожелать, если нам действительно понадобится связной. Она права, слишком опасно излагать все это в письме: «Энди, единственный способ для нас выбраться невредимыми и без потерь из этой кутерьмы, – это посмотреть, не сможем ли мы подготовить план для вывоза всех наших вертолетов – и запчастей, – которые в настоящее время зарегистрированы как иранские и с технической точки зрения принадлежат иранской компании под названием ИВК…»

Господи! Что же это, как не заговор с целью совершения мошенничества!

Уйти из страны – не выход. Мы должны остаться, должны работать, должны вернуть свои деньги, когда откроются банки. Так или иначе, мне нужно будет договориться, чтобы партнеры нам помогли. А то, может быть, этот министр сумеет для нас что-то сделать. Если он поможет, во что бы это ни обошлось, мы смогли бы переждать эту бурю здесь. Любому правительству понадобится помощь, чтобы снова наладить добычу нефти, им не обойтись без вертолетов, и мы получим свои деньги…

Он поднял глаза, когда дверь во внутренний кабинет открылась и какой-то чиновник пригласил одного из ожидающих войти. По имени. Похоже, никакой логики в том, кого и когда вызывали, не было совершенно. Даже во времена шаха принцип «первым пришел – первым обслужили» никогда не соблюдался. Стало быть, все решало влияние. Или деньги.

Талбот из британского посольства договорился для него об этой встрече с заместителем премьер-министра и дал ему рекомендательное письмо. «Извините, старина, даже я не могу выйти на самого премьер-министра, но его заместитель Антазам – славный парень, говорит на хорошем английском, совсем не из этих балбесов-революционеров. Он для вас все устроит».

Мак-Ивер вернулся из аэропорта перед самым обедом и поставил машину как можно ближе к зданию правительства. Когда он предъявил письмо, на английском и фарси, охраннику у главного входа задолго до назначенного срока, тот послал его с другим охранником в другое здание дальше по улице, где его снова долго расспрашивали, а потом направили оттуда на другую улицу вот в это здание, где отсылали из кабинета в кабинет, пока он не оказался здесь, опоздав на час и едва не дымясь от злости.