Майкл Гибни - Су-шеф. 24 часа за плитой

Мир снаружи поразительно изменился. Солнце зашло много часов назад, не оставив и намека на тепло, и только пронизывающий ветер гнет голые деревья в обе стороны. Хруст льда под колесами проезжающих такси, доносящийся издалека шум пьяной толпы, приглушенное грохотание подземки у тебя под ногами – это немногочисленные звуки вокруг.

Ты стоишь у основания погрузочной платформы и чувствуешь, как у тебя слегка щелкают уши – сначала одно, потом другое, – и то давление, что кухонный жар создал в твоей черепно-мозговой коробке, наконец-то спадает. Тишина становится более напряженной, а вокруг тебя слышится приглушенное треньканье. Возникающее при этом ощущение одновременно и пугает, и успокаивает. С одной стороны, это позволяет тебе чувствовать себя живым, вырвавшимся из клетки и оказавшимся один на один с внешним миром, а с другой – незащищенным, одиноким и брошенным вдали от дома. Ты закуриваешь сигаретку на ветру, порывы которого слегка усиливаются. В ответ на это что-то внутри тебя содрогается. Ты выдыхаешь на морозный воздух огромный клуб дыма и направляешься в сторону Шестой авеню, которая лучше освещена и не столь безлюдна.

Вопреки своему истинному желанию, ты решаешь все же сдержать данное Стефану обещание и отправиться в бар хотя бы для того, чтобы полноценно попрощаться со своими коллегами. К счастью, все они сочли разумным предпочесть «Абсолют», основное пристанище работников нашей сферы, другим более популярным заведениям в округе. В этом месте сложно встретить задиристых футбольных фанатов, но еще сложнее – неудавшихся хипстеров. Там всегда достаточно места вокруг бильярдного стола, чтобы сыграть партию без толкучки, и тебе не приходится надрывать глотку, стараясь докричаться до рядом стоящего человека. Абсолютно адекватные бармены разливают пиво за наличные, а не в кредит, в то время как краснолицая местная публика качает головами в такт блюзовым мелодиям, безостановочно звучащим из музыкального автомата.

Всегда в зимнее время фасадные окна изнутри запотевают, что не только приятно дополняет и без того душевную и домашнюю атмосферу внутреннего убранства, но и скрывает происходящее от посторонних глаз. С того места на тротуаре, где ты стоишь, докуривая свою сигарету, можно различить лишь одни силуэты. Но и этого достаточно, чтобы признать в них своих любимых завсегдатаев, будто стоящих на страже этого места. По другую сторону бара среди медных пивных кранов и стопок треугольных салфеток возвышается фигура Питера О’Молли, бармена ростом около двух метров, уже с проседью в волосах, который разливает великанские порции виски в перерывах между рассказами людей о своих злоключениях.

«Превосходно», – думаешь ты. Пит был и остается твоим любимым барменом.

Он заметил тебя еще на входе и к тому моменту, как ты находишь стул, уже наливает тебе выпить.

– Пити-Пит, – произносишь ты, протягивая ему руку, – как дела, дружище?

– Здравствуй, старик, – приветствует он тебя глубоким голосом с еле заметным ирландским акцентом. – Как вечер прошел?

– Просто безумие, – сообщаешь ему ты, – около трехсот человек было.

– Вот это да! – восклицает он, выставляя перед тобой кружку светлого пива и порцию виски со льдом.

– Благодарю вас, сэр, – раскланиваешься ты, хлопая двадцаткой о барную стойку.

– Должно быть лихо, – предполагает он.

– Я так тебе скажу, точно не прогулка по парку.

Он наливает себе такое же количество виски, что и тебе.

– Тост, – заявляет он, высоко поднимая стакан. – Как говорил мой отец, is crua a cheannaí onn an droim an bolg . Он с силой ударяет по твоему стакану и опрокидывает виски себе в рот.

– Это правильно, – подтверждаешь ты его слова, делая небольшой глоток. – Но что, черт возьми, это значит?

Поморщившись, он поясняет:

– Гни спину в угоду животу, – а затем подмигивает тебе и, заметив новых посетителей, направляется в их сторону. – Подумай об этом, – бросает он напоследок через плечо.

Выпитое тобой виски сперва просится обратно. Твой организм настолько обезвожен, что даже глотка трепещет, когда в нее попадает такой вяжущий и крепкий напиток. Идеальным противодействующим средством в этом случае послужит искристое светлое пиво – освежающий пенный взрыв, смачивающий язык и нёбо. После нескольких чередований между двумя напитками ты будто становишься самим собой, крепкое виски по вкусу начинает напоминать сладкий мед, а пиво – обыкновенную газировку.

Кругом начинает идти голова, а мысли возвращаются к работе. Даже вырвавшись из этих оков, полностью освободиться всё равно невозможно. Потягивая свое виски, ты воображаешь, что может происходить на кухне в твое отсутствие.

Благодаря тому, что ты сам раньше производил закрытие, тебе не составляет труда представить, чем сейчас занят Стефан. Теперь наступил его момент дзена, а кухня перешла в его владение, стала его храмом. Все ушли, один лишь он остался. Он стоит, возвышаясь над столом раздачи, со сложенными на груди руками, озираясь вокруг, словно царь перед помазанием. Там, где стоял бурный ажиотаж, сейчас затишье и умиротворение. Стефан занят тем, что прокручивает события этого вечера у себя в голове. Он подмечает наши сильные стороны, обращает внимание на недочеты и раздумывает над тем, что мы можем улучшить в следующую смену.

Ты делаешь Питу знак, намекая на следующую порцию.

В тот самый момент, когда он наливает тебе виски, в дальнем конце бара ты замечаешь человека, чья ссутулившаяся фигура привлекает твое внимание. Он восседает, покачиваясь, на стуле, согнувшись пополам, словно со сломанными ребрами, и безжизненно ухватившись за пустой стакан. Ты делаешь усилие, чтобы разобрать, кто он такой. И вдруг тебя осеняет – кто бы мог подумать, но это Раффи. В стельку пьяный опять от виски и пива. «Вот чертов молокосос!» – злишься ты.

Схватив свои напитки со стола, ты несешься к нему явно с намерением зажарить его на углях.

В самый последний момент у тебя получается вытащить Раффи из бара и словить такси. Стефан пришел бы в ярость, если бы узнал, что Раффи был здесь, заливаясь опять, сразу же после своего эпического провала. Кто его знает, к чему бы это все могло привести. И все же после нескольких жалких попыток Раффи подурачиться ты выталкиваешь его наружу, суешь ему в дрожащую руку несколько банкнот и запихиваешь его в такси, пока никто не видит. И как только машина исчезает, умчавшись по Шестой авеню, через дорогу появляются Стефан, Уоррен и Виндог.

Повара всегда выглядят совершенно иначе в повседневной одежде. Без поварской униформы они теряют уравнивающую их безликость, столь свойственную серьезным заведениям, но зато проявляется их собственная индивидуальность. Нелепая отороченная мехом парка обличает невысокий прожиточный минимум Стефана, благовидность Уоррена подчеркивается его приличным пальто с шарфом от Кромби, байкерская кожаная куртка с шипами и потертый комбинезон полноценно дополняют нахальный образ Виндога.