Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

Рыбаки, увидев красное знамя, замахали шапками и запели какую-то народную песню. К ним присоединились работавшие поблизости каменщики… Из домов и переулков высыпал народ, и скоро на берегу Куры стояла большая толпа.

Сотни глаз были устремлены на окна тюрьмы. У Мухтара заколотилось сердце. Он пел вместе со всеми, что-то свое.

— Что ты, дурак?.. Замолчи сейчас же… — накинулась на него Кара-Баджи.

В это время откуда-то раздались выстрелы: один, другой, третий…

— Скорей! Бежим скорей домой! — поспешно укладывая мокрое белье, продолжала ругаться Кара-Баджи. — Вот видишь, что натворил, безбожник!

Мухтар поднял тяжелую корзину с бельем на голову. Улица, через которую они должны были пройти, заполнила толпа, направляющаяся к центру города.

— Долой предателей родины!!! Долой меньшевистское правительство!

— Долой Антанту!

— Смерть захватчикам!

Перепуганная Кара-Баджи, вцепившись в Мухтара, тащила его за собой.

Где-то впереди застрочил пулемет.

Огромная толпа дрогнула, отшатнулась назад.

— Проклятье меньшевистским убийцам! Долой жорданиевских палачей! — раздались гневные крики.

Кара-Баджи оттерла толпа. Мухтар уже подходил к дому, когда служанка догнала его.

— Ах ты негодник! — с трудом переводя дыхание, зашипела она. — Перепугал до смерти, ведь хозяин с меня шкуру снимет, если пропадет господское белье.

Вечером, когда Исламов пришел домой, Кара-Баджи поспешила рассказать ему, что вся утренняя кутерьма произошла по вине Мухтара. Но хозяин от души рассмеялся.

— Ты глупая женщина, — успокоившись, сказал он. — Твоя голова набита соломой. Он тут совсем ни при чем.

В эту ночь в Тифлисе было неспокойно. По главным улицам столицы разъезжал усиленный конный патруль. А наутро мальчишки-газетчики звонко выкрикивали:

— Раскрыт большевистский заговор! Сенатор Конти требует помощи для Грузии… Договор с итальянскими промышленниками… Положение на Сочинском фронте!

Исламов послал Мухтара за коляской.

— Сынок, ты куда собрался? — спросила Исламова его мать.

— На биржу… Боюсь, как бы вчерашний день не навредил мне…

Когда Исламов подъехал к зданию биржи, Гасан-заде был уже здесь. Он бросился ему навстречу со словами:

— Спешу вас обрадовать! Цены на чай и рис опять поднялись.

Улыбка озарила лицо Исламова.

— А вы слышали, что бакинские мусульмане послали императору Германии Вильгельму телеграмму с просьбой оградить их от английских и деникинских войск?

— Неужели?

— Точно. Железнодорожное сообщение между Баку и Тифлисом прекращено.

— А не воспользоваться ли нам этим выгодным обстоятельством?

— Конечно. Я пошлю своих людей в села, пусть скупят все, что можно вытянуть у крестьян. Сегодня отдадим рубль, а через несколько дней получим в пять раз больше. Серый хлеб стоит восемьдесят копеек фунт, — продолжал Исламов, — и то по карточкам… В деревне в обмен на керосин его можно купить за пятьдесят… фунт чая через недельку будет стоить восемь — десять рублей, а через месяц дойдет до двадцати…

Покрутившись еще некоторое время на бирже, Исламов отправился домой.

Теперь он пил со своими дружками почти каждую ночь, а Мухтар сидел во дворе и ждал, когда уйдут гости и хозяин разрешит ему лечь.

Дни шли своим чередом, и один был похож на другой. Мухтар работал с утра до поздней ночи и все острее чувствовал свое одиночество.

Кара-Баджи часто и беспричинно била его по щекам, а он молча глотал злые слезы. И только Наргиз-хала время от времени увещевала Кара-Баджи, с первого дня невзлюбившую Мухтара.

— Аллах накажет тебя за то, что ты обижаешь его, — говорила она. — Ты сама вечными придирками вызываешь его на грубость. Посмотри, как ласков он со мной. А почему? Потому что я не издеваюсь над ним. Доведешь парня до того, что он убьет тебя…

— Так и убьет!

— Поверь мне, его терпению может прийти конец…

Кара-Баджи в ответ только кривила губы и продолжала поступать по-своему.

Однажды Мухтар натаскал воды, переколол все дрова, подмел двор и присел отдохнуть у цветника. Из дома вышла Кара-Баджи и, заметив, что он сидит без дела, накинулась на него. Мухтар попытался не обращать на ее ворчание внимания. Тогда она подошла к нему, схватила за руку и сильно ударила его по щеке.

Слепая ярость охватила Мухтара. Он едва сдержался, чтобы не ударить ее кулаком.

— Ты гиена, ты злая кобра! — крикнул он и, стиснув зубы, выбежал со двора.

Лишь вечером, к приходу Исламова, он вернулся домой. Мухтар встретил Исламова у ворот. Тут же, при всех, скинул с себя верхнюю одежду и бросил ее к ногам изумленного хозяина.

— Эфенди! — дрожащим от возбуждения голосом сказал он. — Вы взяли меня, чтобы я работал на вас, а не для того, чтобы служанка Кара-Баджи издевалась надо мной! Вот моя одежда. Возьмите ее в счет того, что вы на меня потратили. Я не хочу больше служить в этом доме. Пусть эта злая гиена лижет вам пятки. Я — человек, а не бессловесная скотина!

Обида и гнев душили Мухтара. От прежней его покорности не осталось и следа. Сверкая глазами, он смело глядел на хозяина и его изумленных домочадцев. Исламов опешил и не знал, что сказать: вид Мухтара не позволял обратить его слова в шутку.

— Ах ты паршивец! Гадкая обезьяна! Упрямый ишак! — злобно зашипел он на Мухтара. — Запомни: я купил твою арабскую шкуру вместе со старыми офицерскими горшками и могу заставить тебя служить мне! Но я не люблю непокорных слуг, будь они хоть десять раз ходжами. В наказание я отправлю тебя к моему брату, обратно в Тебриз. Там ты узнаешь сладкую жизнь!

Купец повернулся и, выпятив живот, ушел в дом.

Мухтар молча посмотрел ему вслед. Нет, слова «обратно в Тебриз» не испугали его, но оцепенение, долгое время владевшее Мухтаром, прошло, растаяло, как дым. В нем вновь проснулся прежний Мухтар, бесстрашный и дерзкий багдадский Гаврош, возмужавший, закалившийся в тяжелых испытаниях.

Настала пора действовать.

Спустя два дня, ночью, он осторожно поднялся, собрал свои скудные пожитки, бесшумно ступая, добрался до двери и выскользнул во двор. Калитка изнутри закрыта на засов, но отодвинуть его — дело одной секунды. И вот Мухтар на улице. Теперь он уже знал дорогу, по которой они с Исламовым ехали с вокзала. Мимо мечети, через мост, мимо базара, подле которого они встретили смешного продавца чая, и дальше — по широкой улице с трамвайной линией…

Мухтар бежал, стараясь держаться ближе к домам, чтобы не привлечь к себе чьего-нибудь внимания. Но в этот час улицы были пустынны. Вот уже и трамвайная линия. Мухтар в раздумье остановился на углу: «Куда теперь: направо или налево?..» И в этот миг из-за угла послышались голоса, раздался звук шагов. Мухтар прирос к стене. Люди прошли мимо. Уличный фонарь осветил их. Это были трое мужчин; один из них нес тюк, похожий на свернутую постель, другой — дорожную корзину.