Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

— Эй, Мухтар, ну-ка, постели нам! — скомандовал хозяин.

Кара-Баджи, желая угодить хозяину, крикнула: «Сейчас, сейчас, господин мой» — и, опередив Мухтара, вынесла из дома матрасики, обшитые ярким шелком, и продолговатые, подобно валикам диванов, подушечки, чтобы мужчинам было удобнее сидеть на ковре. Мухтар тем временем принес небольшой медный гравированный поднос со свежей черешней, миндалем, золотистой сабзой, домашними сладостями.

— Скажи, пусть принесут вина, — распорядился Исламов.

— Слушаюсь, хозяин, — ответил Мухтар, ставя поднос на ковер.

Коньяк развязал языки, и потекла оживленная беседа, невольным свидетелем которой стал Мухтар, сидевший невдалеке, в ожидании новых указаний Исламова.

— Неужели цены еще поднимутся? — спросил хозяин.

— А как же может быть иначе? — отвечал Гасан-заде. — Турки скупают все, что им не удается отобрать с помощью оружия… Они щедро платят за бриллианты, ковры, табак. Батумский порт сейчас для них перевалочный пункт…

— Верно ли, что немцы заняли порт Поти? — спросил Исламов.

— Немцы уже получили право распоряжаться всеми железнодорожными путями Грузии и хотят взять в свои руки разработку марганцевых рудников, — не ответив на вопрос, продолжал Гасан-заде. — Греческие войска заняли Измир, а Исмаил Хаки-паша, Жад-паша, Нури-паша заняты коммерцией, только Нури-паша занят еще и своей военной карьерой… Разве в Стамбуле думают о судьбе турецкой нации? Все их генералы заняты оптовой закупкой товаров… Трюмы «Гюль Джемала» полны добра, захваченного в Батуми, Курдемире, Баку. — Подняв рюмку, Гасан-заде воскликнул: — Все же давайте выпьем за немцев и турок! Они хоть и грабят нас, но сдерживают наступление большевиков…

— Черта с два сдерживают! — возразил Исламов. — Вон во вчерашней газете пишут, что большевистские войска пошли в наступление на всех фронтах. — Поймав удивленный взгляд собеседника, он обратился к Мухтару: — Ну-ка, принеси сюда вчерашнюю «Грузию»!

Мальчик принес газету. Исламов протянул ее Гасан-заде:

— Нате, полюбуйтесь!

Прочитав телеграфное сообщение из Парижа, тот заметил:

— Англичане и американцы сомнут большевиков. Не думаю, чтобы Ленин на Кавказе нашел себе сторонников… Вспомни, что было в прошлом году в Баку? Шаумян, Джапаридзе, Азизбеков со своими голодранцами думали, что сумеют удержать власть. Но все знают, что из этого получилось, — лукаво подмигнул он Исламову. — Так вот, мой друг, если желаете, могу по очень сходной цене предложить пять тысяч пудов чая. И вы станете миллионером…

За вином, душевным купеческим разговором время проходило незаметно. Был уже первый час ночи, но Исламов и Гасан-заде все еще пили, обсуждая вместе с мировыми проблемами и свои торгашеские дела. Говорили они и о возможности войны между дашнаками и грузинскими меньшевиками. И их тревожили слухи о высылке азербайджанцев из Тифлиса. В пепельнице росла гора окурков. Мухтар сидел в уголке в отчаянии. Нет, не такой представлял он Россию, куда так упорно стремился! Только одно утешало его: впереди Баку, о котором говорил ему в Тебризе Али-Мамед, его наставник. Вот и гость говорит о Баку. Но Мухтар уловил в его голосе злобу и страх. Нет, этим купцам нельзя верить, надо самому туда добраться и своими глазами увидеть, какая там жизнь.

Наконец-то хозяин и гость встали.

— Эй, пустынник! О чем замечтался? — весело обратился к нему Исламов. — Вставай, убери все это, — он показал на скатерть.

Мухтар шустро вскочил.

— Сейчас, эфенди! — ответил он сонным голосом, рассмешив Исламова и Гасан-заде.

— Их судьба тоже решена, — сказал Гасан-заде, с интересом глядя на Мухтара. — Почти всю Аравию захватили англичане. Французы стали хозяевами Сирии, Ливана. Словом, в этой войне Европа достигла своей цели, много выиграла. — Покровительственно похлопав по плечу Мухтара, он спросил по-арабски: — Анта араби? («Ты — араб?»)

— Наам… Да!

— Вы знаете их язык? — удивился Исламов.

— Так, когда-то учил. Они мирный народ. Но, скажу вам, современные арабы уже не те, которые когда-то завоевали мир… За пятьсот лет своего господства турки выжали из них последние соки и сделали их безвольными. Давно этот паренек у вас?

— Четвертый месяц.

— Видимо, неплохой малый.

— Да, услужливый, — пришлось признаться Исламову.

— Доброе дело делаете. Ведь без языка он бы здесь пропал.

Они вышли на улицу. Убрав посуду, ковры, матрацы, Мухтар бросился на свой матрац в чулане и сразу заснул. Но поспать всласть ему не удалось. С первыми лучами солнца Кара-Баджи разбудила его.

— Пойдем к реке, поможешь мне полоскать белье.

Мухтар умылся. Кара-Баджи стояла у него над душой.

— Скоро и солнце взойдет. Пора приниматься за работу. — И, показав на огромную плетенную из камыша корзину с мокрым бельем, сказала: — Возьми! — И помогла ему поднять корзину на голову.

Они вышли из тупика, перешли дорогу и по каменным ступенькам спустились к Куре.

Река пенилась и бурлила среди острых камней. Неподалеку забрасывали сети рыбаки. Поставив корзину, Мухтар с тяжелым вздохом присел на камень, а Кара-Баджи сразу же принялась полоскать белье. Отдышавшись, мальчик осмотрелся. Кура делала здесь плавный изгиб. По склону противоположного высокого берега лепились плоские домишки, а на самом верху, рядом с церковью, стояло мрачное кирпичное здание с решетками на окнах.

— Это тюрьма? — спросил Мухтар.

— Да, там сидят бандиты.

Вскоре золотые лучи солнца осветили огромный крест церкви, стены и решетки тюрьмы. «К несчастным солнце пришло раньше всех», — подумал Мухтар.

Мальчик сидел на камне, прижав коленки к груди и обхватив их руками. Он прислушивался к плеску воды и с печалью думал о своей «тюрьме». И вдруг яркий лучик скользнул по его лицу, затем по рукам. Мухтар встрепенулся. Он с любопытством стал озираться, искать, откуда прибежал к нему солнечный зайчик. И нашел: лучик пускали из окна тюрьмы. А из другого окна кто-то махал белым платком.

Мухтар вскочил и тоже стал махать рукой.

— Ты кому это машешь? — посмотрела Кара-Баджи на взволнованного мальчика.

Мухтар, улыбаясь, показал на тюремную решетку.

— Сумасшедший! — накинулась она на мальчика. — Да ты знаешь, дурень, кого там держат? Большевиков! Тебя же часовой может застрелить.

Мухтар опустил руку, но продолжал смотреть на тот берег. Через минуту над окном тюрьмы затрепетал красный лоскуток. Утренний ветерок развернул в воздухе алую полоску материи и донес до слуха Мухтара негромкий хор голосов — заключенные пели революционную песню, которую он слышал еще в Карачи, на демонстрации докеров: