Ольга Шумяцкая - ...И другие глупости

— У-ти мой масенький! У-ти моя кутенька! Собачка моя любимая! Собачка моя холёсая! А у кого это такой пушистый хвостик? А у кого это такие длинные ушки? А откуда у нас такой черненький кожаный носик? — лопочет кто-то голосом Интеллектуала.

«Что такое? — думаю. — Откуда этот лексикон? Со мной он так никогда не у-тю-тюкал».

Тут надо сказать, что с малым пуделем у Интеллектуала долгое время были весьма натянутые отношения. Когда я подобрала пуделя в троллейбусе № 85, где он ехал, в полубессознательном состоянии забившись под переднее сиденье, так вот, когда я выколупала его из троллейбуса, притащила домой, искупала, накормила и определила на половичок в углу, его природная наглость еще не проявлялась в полной мере. Правда, на второй день своего пребывания в доме он немножко ободрал обои в коридоре до железобетонной плиты, потом по всему периметру входной двери чуть-чуть оторвал деревянные наличники, переломил пополам и забаррикадировался с внутренней стороны. Дверь перестала открываться. Пришлось вызывать слесаря и снимать ее с петель. А так ничего, все было тихо. Вскоре, однако, пудель перебазировался с половичка на коврик у кровати, потом на саму кровать, к нам в ноги, потом поместился между мной и Интеллектуалом и, наконец, угнездился на его подушке. С тех пор у них каждый вечер происходят безобразные склоки за право полежать на этой подушке. К тому же, когда пуделя впервые пустили пастись на просторах кухни, он сразу прыгнул к Интеллектуалу на колени и лизнул его в нос. Нос тут же надулся и прослезился, глаза покраснели, горло отекло, трубный кашель огласил окрестности. Пудель подпрыгнул как мячик и слетел на пол. Аллергия вступила в наш дом во всей своей неприглядной наготе. С тех пор Интеллектуал регулярно таскался к врачам и отдавал им частицы своего и без того небольшого организма на анализ, причем совершенно безвозмездно. Врачи анализировали анализ и советовали Интеллектуалу подстричь пуделя в области подмышек, сложить стружки в коробочку и принести им для дальнейших лабораторных исследований. В такой завуалированной форме они намекали ему, что аллергия на собак вообще и аллергия на одного отдельно взятого очень малого пуделя — это, как говорится, две большие разницы. Я со своей стороны всячески их поддерживала и даже выяснила в научной литературе, что на пуделей аллергии не бывает, потому что на них произрастает не шерсть, а волосы. Тем более что нос у Интеллектуала вскоре вошел в привычную колею, глаза обрели нормальный цвет, а пища проходила через горло совершенно беспрепятственно и, между прочим, в приличных количествах. Однако визиты к врачам продолжались и не далее как накануне описанной выше умильной сценки с «у-тю-тю, мой маленький!» Интеллектуал притащил из поликлиники очередной анализ. Анализ предлагал ему не вступать в личные контакты с мятликом серебристым, а против графы «собаки» была проставлена цифра 4.

— Вот видишь! — сказал Интеллектуал назидательно. — Четыре! — и многозначительно покачал головой. По его понятиям, это означает очень большой коэффициент нетрудоспособности его горячо любимого носа.

Пудель, не уловив пафоса, кинулся к нему с поцелуями.

— Ты что! — заорал Интеллектуал. — Ты что! Я тебе сейчас…

«Как дам!» — продолжила я мысленно и приготовилась спасать пуделя.

— Я тебе сейчас анализ покажу!

Он бросился в прихожую, притащил оттуда мятую бумажку и стал тыкать пуделю в морду.

— Вот, видишь? Видишь? На, почитай! Изверг!

И вот после этой маловразумительной сцены — «у-ти, моя масенькая собачка!».

Я выползла из кровати, приоткрыла дверь в коридор и стала наблюдать за ними в щелку. Интеллектуал протирал пуделю лапы. Пудель норовил этими лапами зафиндилить ему в глаз.

— Откуда у нас такой черненький кожаный носик? — радостно приговаривал Интеллектуал, щекоча пуделю пятки, чего, кстати, наш пудель терпеть не может.

Пудель зарычал, заворчал, повернулся к Интеллектуалу попой и сунул хвост ему в рот. Интеллектуал сделал ему козу, боднул в брюшко и игриво повторил:

— Так откуда у нас такой черненький кожаный носик?

Пудель подумал, примерился и цапнул его за нос коротким мощным цапом. «Хана бобику!» — подумала я и закрыла глаза. Крайне неутешительная картина вырисовывалась перед моим мысленным взором: Интеллектуал берет пуделя за шкирку, открывает входную дверь и выкидывает голыми пяточками на мороз.

— Ах ты, собачка моя умная! Ах ты, собачка моя ловкая! Укусила папочку! Ай, молодец! — донеслось из коридора. — Так откуда у нас такой черненький кожаный носик?

Я открыла глаза. Интеллектуал сидел на полу с распухшим здоровенным кожаным носом и заливался счастливым идиотским смехом.

Полдня он улыбался блуждающей улыбкой воспитанника специнтерната для слепоглухонемых умственно отсталых трудных подростков, видимо, заново переживая сладостные секунды, а за обедом был задумчив. Поковырявшись в супе, он взглянул на меня наивными глазами и задушевно спросил:

— Ты не знаешь, откуда у нас такой черненький кожаный носик?

— Не знаю, — буркнула я и пошла мыть посуду. Точный адрес носика был мне неизвестен.

— Так откуда же у нас такой черненький кожаный носик? — пробормотал Интеллектуал как бы про себя и удивленно пожал плечами. — Откуда?

Он сел в кресло и укрылся газетой. Я облегченно вздохнула. Газеты всегда возвращали его к продуктивной жизни. Помолчав минут пятнадцать, он высунулся на свет и сказал:

— Откуда…

— У нас такой черненький кожаный носик, — холодно продолжила я. — Есть еще вопросы?

Глаза Интеллектуала наполнились слезами. Он шмыгнул и утерся рукавом.

— Ты не понимаешь! — плаксиво выкрикнул он. — Ты никогда меня не понимала! Черствая бесчувственная женщина! Нет, ты скажи, скажи, откуда у нас такой черненький кожаный носик!

Слезы текли по его небритым щекам. Он икал, квакал и сучил кулачками.

— Держи себя в руках! — посоветовала я и вышла из комнаты.

Вслед мне несся звериный вой.

— Отку-у-уда у на-а-ас тако-о-о-ой че-е-ернень-ки-и-ий ко-о-ожаны-ы-й но-о-оси-и-ик?

Я накапала в рюмку тридцать капель валокордина и влила ему в глотку. Интеллектуал икнул последний раз и затих у меня на руках.

— У-ти, мой масенький! — нежно пропела я.

Он немедленно открыл глаза и доверчиво поинтересовался:

— Так ты случайно не знаешь, откуда у нас такой черненький кожаный носик?

Я скинула его голову с колен, и она с глухим стуком спелого арбуза ударилась о подлокотник. До вечера мы не разговаривали. Он хоронился по углам, глядел затравленно и боялся спросить о наболевшем. Я старалась не встречаться с ним взглядом, так как не знала ответ. Спать легли в гробовом молчании. Я отвернулась к окну и укрылась с головой. Он отвернулся к стене и укрылся с головой.