Феррейра Кастро - Сельва

Правдиво запечатлеть жизнь обитателей амазонской сельвы удалось впервые лишь Феррейре де Кастро, чему во многом способствовал личный опыт писателя. Его книга — не исследование географа и не путевой дневник отважного путешественника. Это непосредственное свидетельство очевидца, неизгладимые впечатления человека, который несколько лет прожил в серингале и потому смог поведать миру об одной из самых варварских форм современного рабства.

Для творческого метода Феррейры де Кастро характерно стремление к детализации, подробному описанию как душевного состояния персонажей, так и места действия. Эта свойственная реалистической школе особенность приводит к тому, что во всех его книгах, и прежде всего в «Сельве», можно встретить много страниц, посвященных природе, пейзажу.

Амазонская сельва, фантастическое чудовище, готовое опутать своими щупальцами-лианами весь мир, задушить буйной растительностью или миазмами болот вторгшегося в ее пределы незваного гостя, постоянно присутствует в повествовании, она такой же самостоятельный персонаж, как Алберто и другие герои книги. Флора и фауна — деревья и кусты, обитатели лесов, рок и озер — не второстепенные детали, не обрамляющие сцену декорации, а полноправные участники происходящего. Человек в романе Феррейры де Кастро настолько слился с землей и водой, с тайнами и чудесами окружающей природы, что перед глазами читателя возникает огромная фреска, многоголосая симфония, в которой люди, животные, леса и вода составляют единое целое.

Даже тишина в сельве особая, озвученная множеством шорохов и шумов. Это «тишина симфонии, сотканная из миллионов далеких трелей и еле слышного лепета листвы». И подобные образы нередко встречаются в романе, будто автор поставил перед собой задачу «оркестровать» его, как партитуру музыкального произведения.

С точностью живописца удается Феррейре де Кастро передать красоту тропического леса при различном дневном освещении; то в сумерки: «Сильный, резкий, палящий свет, в час кровавых сумерек разливающийся всеми цветами радуги, словно нимб над рождающейся заново землей, пылал над рекой, рассыпая белые блики по огромному, грязному водному полотну»; то с наступлением рассвета: «Солнечный свет пронзил густоту леса и зажег теперь свои яркие лампы во всех потаенных уголках. И свет этот не был рассеянным, похожим на сверкающую пыль; солнечные лучи развешивали на деревьях драгоценные кольца и диадемы, и от их сияния веселели мрачные лики лесных принцесс». Удивительно поэтично и точно воспроизводит писатель игру светотени в сельве: «Вся сельва была сплошной фантастической и впечатляющей игрой теней и света. Солнце изливалось каскадами в любой просвет, низвергаясь вниз хаотическими стрелами, одевая в серебро стволы, ветви и листву и делая прозрачными темные уголки».

Повествование все время строится на контрасте пленников-людей и ослепительно пышной, сказочной природы; вечно зеленая, всегда одинаковая листва вызывает в памяти Феррейры де Кастро воспоминания о «старой Европе», где осенью опадают листья; пряный аромат неведомых цветов, «аромат диковинный, бесценный», никогда не сравнится, по его мнению, с запахом французских духов в затейливых флаконах.

Независимое и никому не подвластное живое существо, мир сказочной, нереальной и необузданной растительности, сельва вызывает ужас у горожанина-европейца: «Взгляд, который впервые охватывал эту «необъятную панораму, невольно отступал под тягостным впечатлением беспредельности, словно перед ним открывался мир в момент своего сотворения».

Мастерство писателя с особой силой проявляется в его умении воссоздать постоянную настороженность, ощущение смутной угрозы, которое владеет узниками сельвы, охватившей их удушающим кольцом: «Сельва господствовала над всем. Здесь было ее царство; ее могущество и необозримость подавляли все и вся. Здесь человек, простой спутник в лабиринте загадок, вручал свою жизнь властительнице-сельве». Удерживая серингейро в этой зеленой тюрьме, природа не скрывает своей враждебности, неизведанные дебри словно предупреждают, что готовы покарать каждого, кто посягнет на их тайну.

В зарослях тропического леса живет племя неустрашимых и загадочных, как он сам, индейцев-паринтинтинов; мирным сеаренцам, жителям штата Сеара, «они кажутся страшнее ягуаров», ведь белые — смертельные враги паринтинтинов: прежде земли серингала Параизо принадлежали индейцам, и они безжалостно мстят захватчикам, убивая их и устраивая воинственные пляски вокруг отрезанных голов. Индейцы-паринтинтины были знакомы Феррейре де Кастро не понаслышке, он видел их в сельве собственными глазами: «Эти индейцы вызывали во мне страх. Почти ребенок, оказавшийся в совершенно новой обстановке, я ходил по тропинкам, что вели к лачугам бедных сеаренцев… разбросанным среди зарослей густого кустарника, далеко друг от друга, и постоянно ожидал, что паринтинтины выскочат из чащи с луками и стрелами наготове, в мгновение ока набросятся на меня, отрежут голову и скроются в лесу, и тогда вновь воцарится сумрачное молчание леса, которое само по себе приводило меня в трепет». («Маленькая история «Сельвы»).

Тем же взволнованным тоном, каким он говорит о грозной красоте Амазонии, Ж.-М. Феррейра де Кастро рассказывает и о населяющих ее людях — метисах-кабокло, сеаренцах, португальских эмигрантах. «Сельва» — не только захватывающий, временами заставляющий содрогаться от ужаса роман, но и своего рода социологическое исследование, раскрывающее во всей ее чудовищной реальности трагедию серингейро, которые живут на каучуковых плантациях в нечеловеческих условиях и, несмотря на самоотверженный труд, в конце концов все же попадают к хозяину в кабалу, потому что долги их постоянно увеличиваются.

Как и в «Эмигрантах», Феррейра де Кастро не скрывает здесь своего сочувствия к наивным и доверчивым португальским переселенцам: «И вот нежданно-негаданно этот бедняга, уцелевший после доброго десятка лет, которые он провел в сельве, борясь с неутомимой природой, чтобы заработать денег на возвращение, — оказывался ни с чем, часто даже не понимая, как же его обобрали. Снова нищий, с неотступной тревогой о семье и о своем клочке земли там, на родине, он, заглушив в душе тоску и горестное сознание впустую потраченного времени, возвращался на плантацию без гроша в кармане, как и тогда, когда он впервые попал в Бразилию».

Однако интонация писателя меняется до неузнаваемости, стоит ему завести речь о хищных и наглых авантюристах, «птицах славы и разбоя», обманом наживающих огромные состояния, обо всем этом «Эльдорадо», «питающемся кровью, которую несчастные парии превращали в золото в таинственных дебрях сельвы».